Забытые дела Шерлока Холмса

Томас Дональд Серрелл

Холмс встал, подошел к окну и посмотрел на тускло освещенную улицу, погруженную в октябрьские сумерки.

— Обвинение основано на косвенных доказательствах, мистер Ньютон. За исключением того факта, что ваш клиент рано утром выходил из дома, все остальное можно без труда оспорить. Да и с этим опознанием не все просто — не уверен, что суд примет решение, опираясь на показания свидетеля, никогда прежде не видевшего мистера Вуда. Таким доказательствам можно противопоставить очевидное отсутствие у обвиняемого мотива для убийства и его хорошую репутацию. Он ведь протеже мистера Уильяма Морриса, если я не ошибаюсь? Это может нам пригодиться.

Мистер Ньютон развернулся в кресле, чтобы видеть детектива.

— Есть еще кое-какие доказательства,

мистер Холмс. В квартире убитой найдена открытка, адресованная некой Элис и написанная рукой моего клиента. А в камине обнаружили обгоревшие клочки писем. На бумаге его же почерк.

— Мм, — протянул Холмс. — Это уже хуже.

— Самое скверное — поведение моего клиента после убийства.

— И что же он сделал?

— Друг мистера Вуда Джозеф Ламберт, продавец из книжного магазина на Чаринг-Кросс-роуд, видел его вместе с мисс Диммок в таверне «Игл», напротив станции метро «Кэмден-таун», в половине одиннадцатого вечера накануне ее смерти. И мой клиент попросил его никому не говорить об этом. Кроме того, Вуд попытался уговорить свою модель и любовницу по имени Руби Янг, чтобы та, в подтверждение его алиби, заявила, будто бы они вместе провели тот злополучный день. Однако и Ламберт, и мисс Янг сообщили об этом в полицию, испугавшись обвинения в соучастии.

— Это все? — спросил сыщик.

— Нет, мистер Холмс. Главным затруднением, как я и говорил, является сам мистер Вуд. Он самодоволен, как павлин, и считает себя умнее всех. Своими показаниями он может все испортить.

— Значит, вы не должны вызывать его, — снова вмешался я.

Мистер Ньютон печально взглянул на меня:

— Пока в тысяча восемьсот девяносто восьмом году не приняли закон «Об уголовных доказательствах», доктор Ватсон, обвиняемым запрещалось свидетельствовать в свою пользу при разбирательствах дел об убийстве. Теперь это не просто разрешается, от подсудимого ждут подробностей. Его отказ от показаний обычно производит дурное впечатление на присяжных. Правда, обвинитель в таком случае обязан воздержаться от комментариев, однако судья может высказать свое мнение присяжным — и, как правило, делает это.

Холмс повернулся ко мне:

— Мистер Ньютон прав, Ватсон. Если Вуд откажется давать показания, то его повесят так же высоко, как Амана [37] .

Наш гость развел руками:

— Вот видите, джентльмены. Мы можем выиграть дело, только основываясь на строгих доказательствах, независимо от того, что во вред себе самому способен наговорить мистер Вуд.

— Именно так, — произнес Холмс, пыхтя своей трубкой и задумчиво глядя на огонь. — Имея дело с таким трудным клиентом, как этот молодой человек, следует опираться только на факты. Это единственное, что может его спасти… или еще вернее привести на виселицу.

37

Аман— персонаж Ветхого Завета.

Через полчаса мистер Ньютон уехал. Той же ночью я проснулся оттого, что Холмс тряс мое плечо. В руках он держал лампу, и я увидел, что мой друг успел одеться для прогулки.

— Нам нужно поторопиться, Ватсон. Сейчас около четырех утра, а без четверти пять мы должны быть на Сент-Пол-роуд.

Обычно Холмс просыпался намного позднее, и я понятия не имел, зачем ему понадобилось попасть на место преступления в то же время суток, когда оно было совершено. Поворчав немного, я быстро оделся и минут через двадцать собрался в путь. До рассвета оставалось несколько часов. Погода выдалась на удивление скверной даже для октября — ветер завывал с такой силой, что в окне гостиной звенели стекла. Мы выпили кофе, заранее сваренный моим другом, и направились к круглосуточной стоянке кебов на Юстон-роуд. Возницы скучали без дела, столпившись вокруг киоска, где кипели чайники.

Через десять минут наш кеб повернул с озаренной огнями Хэмпстед-роуд и поехал по мрачным улицам Кэмден-тауна, сплетенным в причудливый клубок. Через этот район от Юстонского вокзала и Кингс-Кросс уходили на север поезда, разрывая ночную тишину стуком колес и шипением выпускаемого пара. Сент-Пол-роуд представляла собой два ряда домов из желтого кирпича, покрытых слоем копоти. За ними виднелась глухая стена, ограждающая железнодорожные пути. Там фыркали локомотивы Северо-Восточной железной дороги, грохотали товарные вагоны и мигали красными огнями семафоры, когда ночной экспресс проносился с пронзительным свистом через переезд, направляясь на север в сторону Эдинбурга.

Невзрачный дом, в котором нашли мертвую женщину, стоял в самом конце улицы. Выходящий из парадной двери человек должен был спуститься с высокого крыльца с каменными ступеньками и неминуемо оказался бы на виду у случайных прохожих. К тому же, в отличие от соседних зданий, дом номер двадцать девять с обеих сторон ярко освещали уличные фонари. Стало понятно, что свидетель Маккован действительно мог узнать Роберта Вуда в длинной шеренге мужчин, выстроившихся для опознания в полицейском участке.

Мы с Холмсом молча стояли под дождем, подняв воротники наших пальто. Ветер был слишком силен для того, чтобы открывать зонт. Пять часов утра, половина шестого. Ожидание казалось бессмысленным. Никакого намека на сутулого человека, неловко размахивающего при ходьбе левой рукой и выдвигающего вперед правое плечо.

Постояв еще немного, мы направились к станции метро «Кэмден-таун», взяли там другой кеб и вернулись на Бейкер-стрит. Холмс опустился в кресло и сидел неподвижно, даже не взглянув на утренние газеты. Нехитрая истина заключалась в том, что Роберт Вуд каждым своим поступком изобличал себя. Он подстрекал друзей к лжесвидетельству. Его при ярком освещении опознали по походке возле дома, где произошло убийство. Его же видели вечером накануне преступления вместе с Эмили Диммок. Мне казалось более чем вероятным, что мистер Вуд станет первым клиентом Холмса, отправленным на виселицу.

II

Я предполагал, что великого сыщика огорчит подтверждение опасений мистера Ньютона. Однако мой друг пребывал в необъяснимо легкомысленном настроении. Всю следующую неделю он редко оставался дома по вечерам, частенько возвращаясь далеко за полночь. Он и близко не подходил к Кэмден-тауну, проводя большую часть времени в «Кафе-Ройял» или в «Романо» с его знаменитым верхним баром, устрицами, шампанским и аквариумом в витрине первого этажа, выходящей на Стрэнд.

Я не понимал, а Холмс не объяснял, с какой целью он завел знакомство с мускулистыми атлетами, такими как Фред Вспышка Валер или «Крошка Джек» Шеперд, с шумными офицерами гвардии и девушками из варьете «Гейети гёрлз». Разумеется, Роберт Вуд не имел к этому миру никакого отношения. Если Холмсу наскучивали «Кафе-Ройял» и «Романо», он направлялся в бар «Критерион», где попадал в такую же компанию. Беспокоясь за него, я не мог уснуть и лежал с открытыми глазами, прислушиваясь, не вернулся ли он. Потом я различал его шаги на лестнице, и Холмс появлялся в гостиной, напевая себе под нос очередную песенку, услышанную от новых приятелей:

О, Джемима, твоя бедная старая мама Все узнала про нас — я ответил ей прямо…

Он больше не читал после завтрака «Таймс», предпочитая раздел скачек в спортивном еженедельнике «Пинк-ан», редактор которого Джон Корлетт также оказался в числе нынешних его друзей. Я прикусил язык и хранил молчание.

Как-то раз, когда Холмс не появлялся дома в течение двух суток, на Бейкер-стрит зашел мистер Ньютон. Он расспрашивал, как продвигается расследование, однако я не смог сказать ему ничего определенного. Боюсь, он остался недоволен неторопливостью моего друга.