Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта
Шрифт:
Сие есть безумие, сильно перемешанное с самым настоящим идиотизмом. Но имей уж в виду, что такие люди остались покамест, и они, как и прежде, бьются, орут буквально с пеною у рта.
Да, милый, не слышно ли чего от управляющего моими российскими поместьями? Не получал ли ты сей счёт писем каких? Если сообщения есть, то ты уж непременно уведомь меня.
Неизменно и только твоя,
Целиком и безраздельно.
Мысленно целую тебя, Янек,
сладко и бесконечно долго.
Юзефа.
Июня 24 дня 1812
Обожаемый мой супруг!
Дражайший моя Янек!
Мы уже, слава Господу, гостим в Валевицах, у Валевских. Спокойствие полнейшее. Изабелла наша целыми днями резвится в парке. Хозяева принимают всех нас троих отменно.
Михал проводит целые часы со своим старшим братцем, а я – с Марией. И все довольны. А по вечерам, уложив Изабеллу, остаюсь я с Михалом, и говорю с ним о тебе с превеликим наслаждением.
Между прочим, Михал ставит тебя необыкновенно высоко. Он уверен, что ты скоро поднимешься во мнении российского императора ещё выше.
Да, хотя мы удалились из Варшавы, вместе с тем от мира отнюдь не отрезаны.
Имеется уже доподлинное известие, и абсолютно точное: идёт уже переправа Великой армии через Неман. Сие означает, любимый мой: война началась. И первыми, между прочим, переправились 300 поляков 13-го полка.
13-й полк – это плохое предзнаменование. Не так ли, родной?
Передаю тебе большой и дружественный поклон от графа Михала. Я так благодарна ему за заботу обо мне и об Изабелле. Времена-то страшные настают.
Преданная и тоскующая
Юзефа.
Июня 25 дня 1812 года.
Поместье «Валевицы»
Родной мой, любимый, обожаемый!
Великая армия переправилась через Неман и спешно направляется к Вильне – можно сказать, бегом. Как говорят, Боунапартовой махине не оказывается ни малейшего сопротивления. Ну, и какое можно оказать сопротивление этой армаде?! Говорить тут не о чём.
Я очень надеюсь, обожаемый мой Янек, что ты не останешься в Вильне и вовремя покинешь её в составе свиты государя. Успокой меня как можно скорее на сей счёт.
Ты никоим образом не должен там попасться ни французам, ни полякам – повесят тут же. Ты же понимаешь, повсеместно известно уже, что ты сбежал, прихватив с собою наисекретнейшие бумаги. Заклинаю: будь осторожен! Хотя бы ради нашей крошки Изабеллы.
Напиши мне непременно и не откладывая: мы все тут страшно волнуемся за тебя, и более всего я, и граф Михал.
Между прочим, Мария Валевская с возмущением поведала мне, что в варшавском обществе наиболее рьяные последовательницы злодея Боунапарте рассказывают и пересказывают разного рода отвратительную чушь о том удивительном, чудеснейшем союзе, что связывает тебя и меня с графом Михалом.
Но нам ли бояться злопыхателей?! Мы будем выше этого. Не
Неизменно и бесконечно
верная тебе
Юзефа Валевская-Витт
Пояснение:
Почти вслед за сим письмом моей Юзефы я получил совсем кратенькую, но зато чрезвычайно любезную записку от графа Михала Валевского, к коей безо всяких объяснений была приложена ещё более сжатая записка от мадам Вобан, обращённая лично ко мне:
«Дорогой и нежно любимый Ян.
Только что из послания князя Юзефа Понятовского мне стало доподлинно известно, что императором Франции подписан указ о твоей поимке и повешении.
Береги себя, родной: ты мне нужен живой и невредимый.
Вечно твоя…».
Подписи не было, но я тут же узнал незабываемый почерк очаровательницы мадам Вобан.
гр. Иван Витт.
Июня 27 дня 1812 года.
Поместье «Валевицы»
Родной Мой Янек!
Неужели всё кончено? Здесь упорно говорят, что Великая армия находится уже на самых подступах к Вильне. И, как видно, столицу княжества литовского никто оборонять не собирается. Как я понимаю, русские уже оставили город. Вот я думаю, да гадаю: где же ты сейчас, любимый?
Что касается Боунапарте и полчищ, собранных им, то, судя по всему, происходит ничто иное, как просто самый настоящий бег без препятствий, совершаемый бесчисленным боунапартовым воинством. Бег вперёд и надолго. Увы, но так, хотя мне сейчас очень хотелось бы оказаться не правой.
Князь Михал довольно-таки спокоен, хоть и утешает меня весьма исправно и якобы даже с дрожью в голосе. Но я-то понимаю, что покамест тревожиться ему ведь особенно и не с чего, ведь все его обширные поместья расположены тут, в герцогстве Варшавском, тогда как всё, что оставил мне отец мой, генерал-поручик Каспер Любомирский, находится, как ты знаешь, исключительно в пределах российской империи.
Вот я и дрожу беспрестанно за себя и за крошку Изабеллу, и с каждым днём – по мере продвижения Великой армии – всё более.
Хоть бы Господь помог российскому императору одолеть страшного корсиканского злодея! Иначе… О! не хочу даже думать об этом.
Знаешь, милый, ужасно не хочется быть несчастной и сделать ещё несчастной нашу дочурку.
Страстно любящая
и безмерно страждущая
твоя
Юзефа.
Июня 29 дня 1812 года. Варшава
Обожаемый супруг мой!
Гощенье наше в чудных «Валевицах» закончилось, и мы опять в Варшаве.
Тут теперь всё шумно, буйно, голосисто и весело. Даже мародёры вдруг притихли как будто. Все радуются (и как ещё радуются!) победам Буонапарте.