Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта
Шрифт:
Злодей Боунапарте придумал совершенно диавольский план, в соответствии с коим во время бала крыша танцевального павильона должна была обрушиться и погрести под собою и российского императора, и Барклая, и весь цвет нашей армии.
Я не знал точно о подробностях сего умысла, но знал, что точно готовится что-то чудовищное, и даже слышал, как вдруг в одной бесед посланника Прадта со мною пару раз промелькнули слова «Закрет» и «покушение».
Я поведал обо всём этом военному советнику де Санглену, а он уже предпринял, как директор Высшей воинской полиции, надлежащие меры, и смог умело предотвратить ужасную катастрофу, правда, все лавры спасителя государя, военного министра и отечества полностию приписав при этом одному себе.
Ну, да бог с ним, с Сангленом! Самое главное, что Его Величество и Барклай по окончании сего чудовищного бала остались целёхоньки.
Итак, после бала, столь счастливо для нас всех окончившегося, Первая Западная армия Барклая стала двигаться в направлении Свенцян, однако, должен сказать, мне с нею было совсем не по пути, и вот по какой причине.
Всё дело в том, что я направлялся в Малороссию, имея при себе устные инструкции Александра Павловича и письменные указания Барклая. Однако же я отнюдь не сразу покинул государеву свиту, и на то были совсем немаловажные обстоятельства, а пожалуй что и очень даже важные обстоятельства.
А Боунапарте тем временем почти что и без боя занял Вильну, и целых пятнадцать дней имел пребывание своё в Виленском замке, занимая, между прочим. те же апартаменты, что и наш государь.
Местные встречали императора Франции как истинного своего освободителя. Радовались несказанно, и дабы подкрепить свой восторг делом, начали образовывать литовские полки для включения их в состав Великой армии. И включили ведь – на свою собственную погибель! Но тогда, конечно, все они свято верили в победу Боанапарте, оттого так легко и пошли на измену. Правда, некоторые вельможи, не желавшие иметь никаких дел с корсиканцем и его разбойниками, загодя покинули виленский край.
Что касается нас, то, выйдя на Свенцянское направление, Первая Западная армия Барклая заняла заранее приуготовленный Дрисский лагерь. Это было как раз то, о чём только смел мечтать Буонапарте.
В сём лагере корсиканский злодей просто уничтожил бы всю нашу Первую западную армию, перемолотил бы её всю. Она оказывалась как бы в мешке, отданная на полное истребление жестокого, безжалостного противника. Выбраться не смог бы никто.
Оставаться в Дриссах было для нас смерти подобно. Но так полагали далеко не все с нашей стороны. Потому-то до поры, до времени я оставался ещё при государе, ибо никак не мог покинуть Его Величество в такой наитревожнейший исторический момент, в полном смысле слова переломный для всех нас, для подданных российской империи.
Погибнем мы или возродимся для борьбы со злодеем – это должно было стать ясно именно тогда.
Был собран совет, на коем решалось: оставаться ли нам в Дриссах в ожидании Буонапартия, в соответствии с первоначальным планом, или же уходить.
Я выступил на том совете с сообщением, представил письмо Буонапарте, в коем прямо говорилось, что ежели русские задержатся в Дриссах, то этим себе устроят гибельную западню, из коей им уже никак не выбраться.
Меня поддержали военный министр Барклай, военный советник де Санглен, и в итоге сам государь Александр Павлович, хотя вначале Его Величество колебался, ибо наиболее ретивые в его окружении стояли на том, что надо дать Буонапартию тут же генеральное сражение.
В общем, на совете было принято решение оставить Дриссы и уходить далее, двигаясь в направлении Смоленска.
Только после этого я мог позволить себе приступить к новому своему назначению.
Мне поручалось отправиться в Киевскую и Подольскую губернии, сформировать там четыре казачьих полка и затем принять над ними командование.
Была образована казачья бригада, принявшая затем под моим началом участие в Заграничном походе и побывавшая в самой гуще многих тяжелейших боёв и вышедшая из них со славою.
За Каннбах я получил орден Святой Анны первой степени и прусский орден Красного орла, а за Лейпциг – шведский орден Военного меча. За всю кампанию в целом был удостоен я прусского ордена «pour le m`erite». За сражение же при Люцене мне было объявлено – что, конечно, особенно ценно – Высочайшее благоволение.
Однако всё сие происходило уже в 13–14 годах. А покамест возвратимся-ка в страшный, непонятный июнь 12 года, суливший явные беды и оставлявший мало радужных надежд.
Помимо задачи сформировать казачьи полки, было ещё государем дано мне и тайное предписание, причём весьма немаловажное: полностию раскрыть и подвергнуть аресту всех лазутчиков Боунапарте, в изобилии и довольно-таки умело рассыпанных в то время по Малороссии, и особливо по родной для моего сердца Подолии (знаю, что маршал Ней предлагал даже поднять на Малороссии восстание).
Все высочайше поставленные предо мною задачи – и явные, и тайные – были полностию выполнены. Казачьи полки были сформированы, а все без исключения французские лазутчики были изобличены, посажены под тюремный замок, основательно по нескольку раз допрошены, а потом уже и высланы в Сибирь.
Тогда – по формировании казачьих полков и изобличении французских лазутчиков – российским императором, собственно, и были подписаны бумаги о производстве моём в генерал-майоры, хотя на словах Его Величество с нескрываемым воодушевлением поздравил меня с новым чином ещё июня 15 дня в Виленском замке, сразу же как только понял, что именно за бумаги доставил я из герцогства Варшавского.
Любопытно, что именно находясь в 1808 году в Подольской губернии (там у меня не только обширные поместья, но и целый городок – Тульчин), я как раз и бежал в Вену, имея на то изустные распоряжения государя (они касались прежде всего того, как и с какой целию попасть мне в окружение императора Франции).
Теперь я возвращался туда же, в Подольскую губернию, на благословенную, родную для меня Подолию, имея при себе новые распоряжения императора Александра Павловича и указания военного министра Барклая де Толли – для отыскания и искоренения врагов России.
И, кстати, ещё держал я при себе один списочек, счастливо отысканный мною среди бумаг барона Биньона – в нём были отмечены имена и местоположение лазутчиков Буонапарте, действовавших на Подолии. И списочек сей не просто очень даже пригодился – он буквально спас меня, да, по сути, и не только меня.
Иван де Витт,
граф, генерал от кавалерии
мая 18 дня 1837 года
имение «Верхняя Ореанда»
Приложение: краткое, но необходимое добавление к запискам моим