Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта
Шрифт:
Графу Витту был пожалован орден Святого Александра Невского и были объявлены высочайшие благодарность и удовольствие. Это была благодарность за уничтожение бугского казачества, и удовольствие от того, что оно было уничтожено.
Цинизм поистине страшный и даже немыслимый!
Не смею обвинять графа Витта, он явился всего лишь неукоснительным исполнителем монаршей воли. Ему было приказано любою ценою подавить восстание бугского казачества. Это передал, правда, Витту граф Аракчеев, но передал именно повеление
А вот самая эта монаршая воля была в данном случае несомненно преступной, и замолчать это чудовищное обстоятельство нет, увы, никакой возможности.
Бугцы – это прямые потомки тех, кто, испытывая гонения за свою христианскую веру, перешли под опеку христианской российской государыни, и она превратила их в свободных, процветающих граждан могучей своей империи.
И вот теперь родной внук этой самой государыни, грубо поправ гарантии, которые дала некогда Екатерина Великая, приказал превратить свободных, независимых, процветающих бугцев в самых настоящих рабов. Это было и бесчестно, и несправедливо, и неблагодарно со стороны Александра Павловича. Ничего не поделаешь, это именно так.
А что Витт! Он сделал то, что ему велели. Да, действовал очень жёстко, но именно этого от него ведь и ожидали. И граф полностию оправдал все возлагавшиеся на него упования. Самоуправством вроде бы не грешил.
Нет, в одном своё собственное желание граф всё же и проявил, и в полной мере даже осуществил. Вот что я имею в виду.
Главным пунктом южных военных поселений был назначен Елизаветград, но Витт его отчего-то не взлюбил. И он выбрал бывшую столицу бугского казачества, уничтоженного и размётанного по свету, и превратил её в столицу военных поселений – Вознесенск.
Витту, выходит, мало было убрать главных зачинщиков восстания, а они все были вознесенские – бугская, так сказать, элита.
Так, он упорно добивался смертной казни для некоего Барвинского, который пытался уверить казаков, что существует особая грамота Екатерины Великой касательно бугского казачества, и, значит, бугское войско не может быть подвергнуто никакому переформированию. Однако государь не утвердил смертный приговор. И Барвинский был «всего лишь» лишён офицерского звания, орденов, дворянского достоинства и выслан за пределы Вознесенска. И больше о нём с той поры ни слуху, ни духу.
Эта «милость», думаю, в общем-то вполне устраивала графа, в первую очередь стремившегося если не убить, то хотя удалить из Вознесенска живые воплощения бугского самосознания, к числу коих принадлежал и сей Барвинский.
Это был вполне просвещённый офицер бугского казачьего войска (я лично был с ним знаком; он бывал не раз на вечерах, которые устраивала в Одессе моя жена, и имел там, между прочим, несколько бурных словесных перепалок с графом, впрочем, совершенно невинных: споры шли на исторические темы).
Но это ещё совсем не всё, что касается тех мер, что были намечены и осуществлённых полностью Виттом по случаю подавления восстания бугских казаков.
Он,
Меньше всего я пытаюсь сейчас осуждать, или, наоборот, защищать графа Ивана Витта, личность для меня малосимпатичную (правда, я его не столько не любил, сколько, признаюсь, побаивался: он был чрезвычайно опасен в своё время, пока был в силе). По большому счёту, дело-то совсем не в нём, не в графе Иване Витте.
На его месте, собственно, мог быть совершенно кто угодно, и вёл бы он себя примерно также – ну, может, не столь резво, как Иван Осипович, необычайно пылкий, быстрый, услужливый. Но вне зависимости от характера и степени подлости, другой сделал бы в принципе ровно то же самое, дабы заслужить расположение своего государя.
Хочу подчеркнуть, что в уничтожении бугского казачества Витт был лишь исполнителем высочайшей воли, и не более того, но, правда, исполнителем не только образцовым, но и ревностным. Однако, как видно, он отнюдь не превышал данных ему полномочий, тем более что они были предоставлены ему практически неограниченные.
Собственно, всё, что происходило, развивалось по высочайшему плану: генерал Витт устроил зверскую расправу, а государь Александр Павлович потом явил свою особую «милость».
В результате зачинщиков и участников восстания оставили в живых, но зато их отделали шпицрутенами по милую душу и выслали потом в Сибирь, и они пропали там, сгинули бесследно, а бугское казачество, как таковое, исчезло напрочь, уступив место военным поселениям юга России. Вот и вся «милость».
И картинка вырисовывается соответствующая: плохой сатрап Витт, и добрый царь, прощающий бунтовщиков. А ведь ежели бы не воля императора, пожелавшего превратить процветающее бугское казачество в крепостных военных поселян, то Витт в данном направлении не стал бы вообще ничего предпринимать.
Повторяю: я отнюдь не желаю выгородить графа Витта (вина его понятна, очевидна и обжалованию не подлежит), а просто говорю о том, что именно произошло, что, собственно, по большому счёту предшествовало восстанию, и что последовало за ним.
Я убеждён, что самой преступной и бесчеловечной была сама идея военных поселений, засевшая в императорской голове, – вот где главная, корневая причина восстания, поднятого бугским казачеством.
Когда я думаю о сей ужасной катастрофе, до сих пор кровь закипает у меня в жилах, и я ощущаю, как начинается во мне приступ бешенства, или как дикое отчаяние душит меня.