Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта
Шрифт:
Как и видим, царь доверил в южном крае весьма многое. Но Ивану Осиповичу этого всё же показалось маловато. И он решил подсидеть губернатора графа Ланжерона.
Витт ловко поссорил Ланжерона с императором Александром Павловичем. Ланжерон разобиделся, вышел в отставку и уехал во Францию, где и находился до воцарения Николая Павловича. Однако губернатором Новороссийского края Витт так и не стал.
На место Ланжерона Александр Павлович поставил графа Михаила Семёновича Воронцова, которому давно уже особо не доверял, подозревая, и не без оснований, в либерализме. И родовой боярской оппозиционности.
Император,
Определив Воронцова в губернаторы Новороссийского края, Александр Павлович предложил Витту опять послеживать за ним, что Витт и исполнял.
Воронцова царь обвинял в излишнем либерализме. Кроме того, Воронцов воспитывался в Англии и был сыном российского посланника в Англии, который отказался возвращаться в Россию. В общем, Воронцовых царь числил как врагов России, и опеку Витта почитал совершенно необходимой и крайне полезной.
Вообще в некотором роде Витт был гораздо важнее и значимее самого губернатора Новороссийского края.
Витт был в южном крае в полном смысле оком государевым. Как тут было беглой жене Каролине Собаньской не полюбить его?! И она полюбила, и стала не только наложницею Витта, но и самым доверенным его агентом. Он называл её «моя София», подчёркивая, что подразумевает её мистическую связь с матерью своей, графиней Софией Потоцкой.
Ян, Каролина и одесское общество. 1821–1825 годы
Рабочею столицею графа Витта был город Вознесенск – средоточие военных поселений юга. Оттуда он прибывал чуть ли не ежедневно к Каролине Собаньской, для которой снял дом и хутор на Тираспольской заставе, при въезде в Одессу. Оттуда к ней съезжались жёны офицеров и генералов, съезжались на истинное поклонение.
Дамская аристократическая часть одесского общества как будто брезговала прекрасной Каролиною, но сама губернаторша, бесподобная Елизавета Ксаверьевна Воронцова, наезжала, чтобы не обижать Витта, который мог нажаловаться государю. Ездила, чтобы мужа своего не подвести.
Интересно, что в числе брезговавших были и сёстры Витта по матери его – Ольга Нарышкина (урожд. Потоцкая) и Софья Киселёва (урожд. Потоцкая). Они обе – на Тираспольскую заставу ни ногой, о чём многократно объявляли, хотя по сравнению с их знаменитою матерью Каролина была невиннейшим ребёнком.
И неизменно у Собаньской бывало отборнейшее мужское общество, стекавшееся к ней со всего юга России. Прибегал Пушкин, и не только не брезговал, а наоборот – заискивал пред Каролиною, наивно надеясь, что хоть разочек она дрогнет. Но она не дрогнула, ибо Пушкин не был в числе заговорщиков, и, значит, не был для неё интересен. Интересно, догадывался ли поэт, что она не только любовница Витта, но ещё и осведомительница, действующая по его указке?!
И всегда бывало исключительно много поляков, политически весьма подозрительных. Наезжал граф Густав Олизар. Попался в сети Каролины и Адам Мицкевич. Влюбился не на шутку, даже добился короткой взаимности, но был тут же отставлен, как только стало ясно, что он не принадлежит к польскому повстанческому
Очень часто бывал блестящий молодой человек князь Антоний Яблоновский, томный, таинственный и буквально таявший пред Каролиною. Последняя, как только учуяла, что князь что-то такое знает, сделала его своим любовником и отнюдь не пожалела об этом, ибо получила от Витта на целую дюжину новых сногсшибательных нарядов.
Яблоновский, желая, как видно, показать свою значительность, проболтался Каролине, что он состоит в польском повстанческом движении. Потом он ещё рассказал, что это движение связано и с какими-то русскими заговорщиками (это оказалось правдой). Витт был просто вне себя от счастья. Он арестовал Яблоновского, отвёз его к себе в Вознесенск и выбил из него чрезвычайно ценные показания.
Интересно, что все посетители Собаньской прекраснейшим образом были осведомлены, что она любовница Витта (она ничего не имела за душой и полностью была на его содержании) и одновременно они притязали на её ласки. Каролина преподносила себя как жертву обстоятельств, убеждая при этом, что не любит Витта и мечтает вырваться из его отвратительных пут.
При этом сама Собаньская упорно надеялась, что Витт рано или поздно женится на ней. Однако Иван Осипович имел тайный уговор с бывшею женой своей Юзефой Валевской, дабы она ни в коей мере не давала ему развода. И Юзефа тянула, а Каролина надеялась, выполняя тем временем поручения Витта нечистоплотного свойства.
Так или иначе, но дом и хутор на Тираспольской заставе образовывали один из наиважнейших центров одесской жизни, и причём блистательных центров. Причём речи там неслись политически весьма вольные. Уж если где в Одессе и была свобода слова, то именно на собраниях у Каролины. Супруги Воронцовы ничего подобного позволить себе не могли.
Одевалась Каролина, хотя и была сущею бесприданницею, едва ли не лучше всех в городе, была превосходною музыкантшею, а главное была увлекательнейшею собеседницею, в высшей степени парадоксальной, изысканно остроумной (школа Розалии Ржевусской!) и, наконец, просто умной.
А соревнования, которые устраивали между собой многочисленные её поклонники, превращали вечера у Собаньской в настоящие рыцарские ристалища, слухи о которых отдавались по всему Новороссийскому краю.
Витт не только не бывал в обиде, а наоборот, всячески поощрял поклонников Каролины, если их ухаживания шли на благо российской империи. Когда Собаньская узнавала от своих возлюбленных и кандидатов в возлюбленные то, что могло заинтересовать государя Александра Павловича, то это явно шло на благо империи. И тогда поощрялись не только поклонники, но и сама Каролина, стремившаяся уловить всё более новую и жирную добычу в свои бесподобные сети.
А словесно высшая похвала, которую давал Собаньской Витт, была одна и та же. Вручая ей ларец с драгоценностями или мешочки, набитые золотыми монетами, или ворох новейших платьев и шляпок, он, сладчайше улыбаясь, произносил с совершенно медовою интонацией одну и ту же фразу: «О, моя София!»
О матушке своей, между прочим, граф Иван Осипович вспоминал неоднократно, обожая перечислять при этом её бесчисленных высокопоставленных и даже царственных любовников, тактично лишь отпуская имя царствующего российского государя.