Забытые письма

Флеминг Лия

А когда приходили письма от Гая, Энгус превращался в бешеного медведя; читал их и рвал в клочки.

– Это нечестно! Торчу тут, как болван расписной!

Чем чаще случались приступы, тем более он мрачнел, и доктор Мак выписал ему успокоительное.

– Паренек только и делает, что терзается своей участью. Найдите ему работенку потяжелей, чтобы времени у него не оставалось себя жалеть! Он выкарабкается. Господь дает нам ношу по силам. Просто нужно время.

У них не очень-то получилось последовать совету доктора, но Хестер старалась нагружать сына работой в саду. Потом отправила его к Чарльзу, в их лондонскую квартиру. Но полковник вот-вот должен был отправиться с лордом Китченером на север по какому-то

сверхсекретному заданию и не мог уделять мальчику много времени. Энгус вернулся еще более жалким и беспокойным. Он еще раз совершил попытку пройти медицинскую комиссию, но его снова забраковали.

Своими огорчениями Хестер поделилась с Вайолет Хант. Но та после гибели Арнольда в одночасье превратилась в старуху, лишь суета в Женском институте и преподавание в воскресной школе удерживали ее на ногах. Сердце разрывается, когда видишь, как такая сильная женщина тает на глазах, и Хестер понимала, как же ей повезло, что хотя бы один из сыновей сейчас рядом с ней. Но так продолжаться больше не может. Если бы они были в силах хоть что-нибудь изменить…

Мысль ей подала леди Беллерби. Однажды утром, когда их группа, как обычно, собралась для шитья, она предалась рассуждениям:

– Мы открыли в доме временный госпиталь для раненых офицеров. Деревенский воздух поможет им быстрее поправиться. Сад, поля вокруг – тишина и покой помогут сбросить напряжение, восстановить силы. Я знаю, командование ищет такие же дома, где есть свободные комнаты. Они дадут сиделок и весь персонал. Если начистоту, для меня это ниспосланное свыше облегчение, не дает затонуть моему древнему кораблю… Ухаживать за ранеными вам самим не обязательно, достаточно предоставить помещения. Ватерлоо-хаус идеально подошел бы – не слишком большой, недалеко от станции, родным будет удобно навещать своих. Вы же вдвоем сейчас? Одни в доме? Как горошинки в барабане… Чарльз сопровождает лорда Китченера… – Стоило Дафне Беллерби разойтись, ее было уже не остановить. – Ах, он один что целый линкор, правда? Какой великолепный пример всем нам! И придет час, и придет человек… Вы должны гордиться, что Чарльз рядом с ним.

Хестер кивнула, размышляя. В самом деле, возможно, Энгус сможет увидеть вещи в ином свете – увидит, что кому-то гораздо хуже, чем ему. Сможет разговаривать о войне с такими же офицерами, как он. Разве он не такой же раненый, как они? Да, стоит об этом подумать! Но в Ватерлоо-хаус набьются чужие люди… Впрочем, офицеры ведь джентльмены, они уважительно отнесутся к ее дому, а командование выделит необходимую прислугу, чтобы готовить еду, следить за порядком… Возможно, Дафна права – они действительно живут в доме, который может послужить фронту.

В долине весна стояла в самой прекрасной своей поре – пышно зазеленели буки, розоватыми точечками цвела птичья вишня [14] . Природа не ведала, что где-то гремит война, и повсюду разбрызгала привычные краски – живые изгороди, поля, рощицы вспыхивают алыми маками, пурпурным ятрышником. В мае повеяло ароматом диких гиацинтов. Разве может созерцание такой красоты не поднимать настроение? Яркие краски вселяют веру в скорые перемены. Аромат розовой клумбы летом принесет новое успокоение, самый поникший дух воспрянет в новой надежде. Даже в «Оленьих рогах» стало повеселее. Неужели ее молитва услышана? Что ж, быть может, покой и мирная тишина нашего Шарлэнда, этой заброшенной деревеньки, помогут приблизить победу…

14

Черемуха.

* * *

Эсси наконец собралась навестить Рут – свою сестру, жившую в пригороде Брэдфорда. Она не могла вспомнить, когда же в последний раз ездила к ней вот так, купив билет на поезд к югу, но Эйса настоял: ей необходимо развеяться, сменить обстановку. Заодно отметит и свое сорокалетие. Они выпьют чаю где-нибудь в кафе, а потом посмотрят какое-нибудь дневное представление. Рут придумала всю программу, за все платила она, и июньский день был прекрасным, трубы над домами и темные улицы вечером плыли в совершенно летнем зное. Эсси была в своем лучшем сером платье, на рукаве пришита черная ленточка в память о Ньютоне. Сельма соорудила модную прическу, сверху приколола лучшую шляпку из черной соломки.

Но радостная легкость не приходила. Эсси никак не могла поверить, что Ньют больше никогда не вернется домой. Казалось, он где-то рядом. Как же ей снова хотелось услышать голос сына.

Однажды утром Молли Фостер шепнула ей в церкви, что знает одну женщину в Совертуэйте, которая умеет разговаривать с духами ушедших. Ей становилось спокойнее, когда она знала, что там, за пеленой скорби, ее сын Сирил счастлив в мире ином. Дама подробно описала его, сказала, что юноша смотрит на нее и называет мамой. Молли напрягла весь свой слух, но Марта Холбек ответила, что голоса могут слышать только отмеченные перстом божьим.

Что думать по этому поводу, Эсси не знала. Вряд ли Эйсе это понравится, не говоря уж о пасторе Ратбоуне, но Молли явно воспрянула духом, снова ходит на встречи Женского института. Если женщина выходит в общество, это хороший знак.

Они обсуждали, как лучше готовить домашнюю птицу и кроликов для рагу, как употреблять картофельную муку – а британская пшеница пусть лучше послужит для армии. Кто-то принес вязальную машину – носки и подшлемники с нее вылетали просто как пирожки, и дамы по очереди осваивали ее. Потом однажды миссис Хант пригласила леди, славившую либеральную политику – она рассуждала о том, как право голоса изменит их жизнь, как важно, чтобы избираемое правительство слышало их голос. Эсси на эти разговоры хотелось лишь закричать: «Да остановите вы эту кровавую войну, пока больше никто не погиб!»

Все говорили о каком-то крупном морском сражении в Северном море – затонуло много кораблей, множество погибших, но армия все же отбросила врага к Ютландии. Она думала обо всех этих мужчинах, лежащих теперь на дне моря, так и пролетел день. Как быстро все забывается – вот и ячменные лепешки, и чай с вареньем у Рут, и экскурсия по ее дому серого камня – половине традиционного особнячка на две семьи, с гостиной, столовой и маленькой кухонькой с газовой плитой, даже туалет у них в доме.

Жизнь Сэма и Рут шла своим размеренным чередом – детей у них нет, никто не шалит, и беспокоиться не о ком. Дом казался таким молчаливым, пустынным, словно даже и нежилым – все так ровно, аккуратно, ни одной вещицы не на своем месте. Забавно, но Эсси ни капельки не завидовала хорошенькому домику своей сестры. Что ж, детишек Господь им не дал, а домик – хоть какое-то утешение взамен, размышляла она.

Рут подарила ей хлопчатобумажную блузку – сиреневую, с мелкими складочками-защипами, и миленький вязаный кардиган для Сельмы, чей день рождения тоже не за горами – в августе.

Сэм Бродбент целыми днями пропадал на фабрике, проверяя качество пряжи и сортировки. С виду дела шли хорошо, но работников не хватало. Почти все молодые мужчины ушли на фронт. Сэм начал уже беспокоиться, удастся ли когда-нибудь восстановить производство. Кое-кто из его коллег – немцев по происхождению, – отсидев небольшой срок, торопился теперь покинуть страну: многие уезжали в Америку, вместе со своими знаниями и деньгами. В Брэдфорде шили форму, ткали сукно. Жизнь здесь была совсем не такой, как в Шарлэнде, – все быстрее, гремят трамваи, шумят дороги, кругом словно какой-то дым. Эсси не терпелось дождаться поезда, который наконец повезет ее обратно на север – туда, где ее дом.