Забытые: Тени на снегу
Шрифт:
– Что случилось? – Зим широким шагом устремился по лестнице наверх. – И что ты здесь делаешь?
– Дух излома продолжает буянить, и его волшебство не расходится уже пятый день, – доложила я, едва поспевая следом. – По всему городу – твои ледяные статуи. Под одной я нашла убитого знающего-летника. А я тут с объездом. Думала, успею вернуться хотя бы на центральный северный, но застряла в снегах.
Знающий замер на верхней ступеньке и изумлённо обернулся. Я невозмутимо улыбнулась.
– Ты это серьёзно? – он недоверчиво поднял
– Покажу, – пообещала я.
Зим шумно выдохнул и кивнул старосте. И сразу же пристал с вопросами – что случилось, как и когда.
Я поплелась позади них к выходу, подбирая подходящие для объяснения чары и додумывая легенду. Знать в подробностях о том, что случилось в Солнцедивном, пока никому не стоит. О том, что я по прошлой жизни не совсем обычный человек, догадывались, но всей правды не знал никто. Мы изо всех сил старались «истребить» искрящих, и восставать из пепла пока не время. Мы до сих пор в опасности – и теперь, со странностями зимы и всплывающими из ниоткуда знаниями Забытых, даже больше, чем прежде.
И поэтому мне нужен Зим. Если бы меня не боялись псы – если бы я была уверена, что, увидев в деле мой огонь, они не сбегут, – я бы выбралась и сама. Но – увы. Наши псы давно жили рядом с искрящими друзьями и помощниками, грелись у огня и никогда его не боялись. Но чужаки – это чужаки. И сверкать силой, прокладывая дорогу, даже при безграмотном Норове не стоит. Расползутся сплетни – хлопот не оберёшься. И кто-нибудь умный догадается. Нет, затаиться за чужими спинами и не искрить без повода. И выбираться из этого каменного мешка как можно скорей.
Мы знакомым путём покинули башню и вернулись к неизвестному мертвецу. Любопытствующие столпились у ближайших костров и делали вид, что греются – молча и пошикивая друг на друга, чтобы не пропустить ни слова. Между ними и статуями стояли два бородатых стража со столь грозным видом, что я бы тоже не рискнула подходить. Рядом с полураздетым мертвецом рассеянно курила трубку пожилая женщина в тёплых мужских штанах и коротком полушубке. Видать, лекарь. И поэтому ей прощался неподобающий приличной чалире вид.
– Отрава, – сообщила она хрипло и равнодушно. – Траванули, как крысу. Весь в чёрных пятнах. Глаза б ещё показал, поняла бы, что пользовали. А он закатывает, – и пожала плечами.
Староста отвёл её в сторону, а Зим первым делом коснулся мёрзлой дороги, и лёд засиял пронзительно-голубым, потрескался.
– Дух излома, – подтвердил он моё мнение.
Следом знающий добрался до ближайшей статуи торговца, и та поплыла туманом, впитываясь в его руки.
– Моё, – признал со вздохом.
И присел у осколков. Взял в руки самый крупный кусок, повертел, поколдовал, и с его ладоней стекла в снег обычная вода.
– Не моё, – Зим посмотрел на меня почему-то обвиняюще. – Самая обычная вода. Замёрзшая. В бочке его, что ли, морозили…
– И самая обычная отрава? – я задумчиво покивала.
Зим сжал кулак и легко сотворил ледяной кинжал. Протянул мне, но я мотнула головой и попросила:
– Уколи. Хочу на кровь посмотреть, – эх, не будь здесь столько лишних глаз и ушей…
– Зачем? – Зим небрежно всадил кинжал в мёртвую ладонь. И во все стороны брызнули мелкие льдинки.
Крови не было. Вместо неё – лёд. Зим не поверил своим глазам и распорол руку убитого до локтя. И опять – лёд.
– Учиться тебе и учиться, – я осуждающе цокнула языком. – Глаза просто так не убегают. И, спорю, на его теле, на шее, ближе к голове, есть небольшой символ. След от чар.
Я пошевелила пальцами и нарисовала в воздухе – кольцо, вокруг него – второе, третье…
– «Воронка». Поищи.
– И откуда ты всё знаешь? – заворчал Зим, переворачивая труп.
– На то мы и знающие, – я улыбнулась.
Под отросшими грязными волосами действительно нашлась «воронка». Льдисто поблескивающая сердцевина и частично стёртый второй круг. Вот почему нам с Вёрткой его кровь показалась ледяным сквозняком…
– Должно быть четыре круга, – я устало ссутулилась, сунув руки в карманы. – Чары уходят в тело, закрывая глаза и вымораживая кровь. Иногда их наносят на мёртвое тело, но чаще на живое. Парень дал себя отравить и пометить чарами – значит, хорошо знал убийцу. К утру от «воронки» и следа бы не осталось, разве что небольшой синяк. Чары не сегодня запустили в работу, Зим. Один круг исчезает дня за два, – я отвернулась, признавая очевидное: – Их применили в ночь первого снега. А потом заморозили тело, чтобы не воняло, хоть в той же бочке. Парень-то некрупный. А ты его прихватил, как и всё, годное для статуй, обтесал и встроил в общий ряд. Мы здесь вряд ли кого-то найдём.
– Зачем кровь-то выстужать? – Зим тщательно протёр руки снегом. – На кой ляд?
– Чтобы тот, кто умеет слышать её даже мёртвую, кто умеет задавать ей вопросы и получать ответы, ничего не узнал, – я натянула на лицо капюшон.
Следующий вопрос поразил – и простодушием, и откровенной безграмотностью.
– А что, кто-то умеет?
– Искрящие умели, – я пожала плечами. – Среди людей этих ребят со старой кровью ещё называют помнящими.
– Но они же вымерли!
Я тихо хмыкнула, пряча улыбку:
– Видимо, нет. Видимо, они по-прежнему присматривают за Шамиром. Несчастный, кажется, знал много интересного. Но нам он уже ничего не расскажет. Увы.
Хотя – одна ниточка есть. Кто-то должен был покинуть город. Или – наоборот, остаться и схорониться под «местным» обличьем. Следы первого найду и я, а второго учует Вёртка.
Я развернулась и направилась к старосте. Тот давно распрощался с лекаршей и что-то тихо объяснял людям у костров. Завидя меня, все замолчали.
– В первый день зимы из города кто-нибудь уезжал?