Забытые: Тени на снегу

Гущина Дарья

Наконец вернулась Вёртка. Высунувшись из-под снега, она огляделась и счастливо ринулась к центру поляны. Полосатое тельце мелькнуло крошечной молнией и снова исчезло в сугробе. И пусть. Чары не нарушит, а силы наберётся на месяц. Или на одно очень большое дело.

Закончив с очередной западнёй, я позволила себе короткую передышку. Села на снег и закрыла глаза, расслабляясь. И пытаясь понять: где. Где находится стая, как далеко – или как близко. Пока не слышалось ничего – снег не скрипел, ветки никто не ломал. Я недовольно наморщила нос. И живой крови в этих существах – и тепла, – конечно

же, не было. А больше во мне ничего не развито… к сожалению.

Хотя надо бы, наконец, научиться ощущать не только тепло, но и его полное отсутствие. Ощущаю же я хладнокровных как сквозняк? Ну вот. И ледяной ветер тоже пора начать чувствовать. Вернее… распознавать как не просто ветер, а как дыхание ледяной крови. Конечно, в тёплое время года или в протопленном помещении это получится само собой… но мне-то навык необходим сейчас.

Снова собраться с мыслями и настроиться на работу оказалось непросто. Я долго сидела и смотрела перед собой, вспоминая. За годы работы на знающих я почти забыла о себе-искрящей. Забила память иными знаниями, закрылась от исконной силы, почти не касалась солнечных чар. Нужды не было. И таких дел, которые сыпались на меня сейчас, тоже. Но всё проходит – и мирное время тоже.

Пора возвращаться. И вспоминать.

Вёртка, напившись силы, сияющая и искрящая, вынырнула из-под снега и залепетала – мысленно, но я слышала её всегда и везде, и в слиянии, и вне его. Круглые глаза – как два маленьких солнышка.

– Ты права, – я улыбнулась и выпрямилась. – Не вовремя я… Твой участок – там, – я указала себе за спину. – Сделай солнечные тропы, ты не так ярко светишь, как я. Тебя не заметят. А я разбросаю мелкие силки впереди. Встречаемся здесь.

Появление стаи настигло меня в сотне шагов от поляны. Зим говорил, что слышал её голос, а я ощутила другое. Ветер. В тихом, молчаливом, морозно замершем лесу откуда-то взялся ветер. Он взъерошил мои волосы, зазмеился по снегу серебристой позёмкой, обжёг кожу босых ног. И тревожно зашептался с качнувшимися еловыми ветками.

Я отвлеклась от работы, подняла голову и прислушалась. Ничего. Всё та же сонная тишина. Лишь слабо-слабо шуршат ветви деревьев да по чаще разносится эхо тихих, глухих шлепков – осыпающегося с деревьев снега.

Идут.

Подскочив, я опрометью кинулась обратно – к своей главной западне. Там уже все приготовились к встрече: пёс вырыл себе яму и так хорошо туда закопался, что не найти, а Вёртка обвилась вокруг нижней ветки и искрила десятками колючих летних звёзд. Я, по примеру пса, закопалась в свою яму. Голодная стая лишена разума – она несётся тупой лавиной, и главное – уйти с её пути как угодно. Обычно.

Но сейчас, в эту проклятую раннюю зиму, всё иначе.

И голодной стаи это тоже коснулось.

Земля задрожала. Я затаилась в снежном сумраке, едва дыша. Молча, без единого писка или рыка, затопотали десятки ног. Я кожей чувствовала, как срабатывали силки – до меня докатывались волны тепла, когда тварь попадалась. И расплывалась подтаявшим сугробом. Пока ещё вдали – но стая неслась быстро. Очень быстро. И «вдали» мгновенно сменилось на «в паре шагов».

Я совсем перестала дышать. Горячие вспышки – одна, вторая, третья… Глухие удары снега о снег – точно ветер стряхнул на поляну еловые «шапки» и «рукавички». Я сначала считала, а потом бросила – не успевала. И просто ждала – тишины. Точно зная, что они

все останутся здесь – все до одного, пока в солнечных нитях есть хоть капля силы. А запоздавшим Вёртка добавит.

Снег колотил по земле, не переставая. Сумрак пронзали острые вспышки тёплого света. Рубаха и штаны промокли. И появился запах – слабый-слабый запах влажных испарений. Я невольно сжималась от каждого удара, в конце концов превратившись в сплошной судорожно скрученный комок нервов. А вспышки становились всё реже. И вслед за ними – звуки падающего снега.

Пока не прекратились совсем.

Топот – тоже. Я даже вдали его не слышала.

Посчитав до ста, я рискнула покинуть своё убежище. Осторожно разрыла снег и высунулась из ямы. Сначала – по шею, быстро обозрев поляну. Никого… Потом – встала по пояс. Да, тихо, только… Я не слышу Вёртку. Совсем.

Я быстро выбралась из ямы и огляделась. Пёс пока не казал носа. Поляну засыпало снегом, и новые сугробы, примороженные, льдисто поблёскивали. Вёртка калачиком свернулась под ёлкой… выжатая. Я ринулась к ней. Пластуном проползла под низкими ветками, протянула руку, окликнула, и она потянулась ко мне из последних сил. И с такой яростной надеждой впилась, не находя сил доползти до привычной поясницы, в мою руку, что я тихо охнула.

– Ничего-ничего… – прошептала сипло. – И не из таких переделок выбирались… Молодец. Отдыхай.

Вёртка неуклюжим шнуром обвилась вокруг запястья – не тёплая и пушистая, как раньше, а холодная и скользкая, как в тот день, когда я её нашла. Опыты – так называла паразитов мама. Первые опыты Шамира по созданию волшебного существа. Неудачные, ибо поглощать чужую силу и чаровать они могли, а вот вырабатывать свою и жить только собой – нет. И без нас давным-давно бы исчезли.

– Отдыхай, – повторила я и поползла обратно.

Выбралась. Одёрнула рукав куртки. Нашла тут же, рядом с ёлкой, свои заваленные снегом вещи. Очистила их и встряхнула. Села, чтобы обуться. И замерла с сапогом в руке.

Я не ошиблась – голодная стая действительно осталась здесь. Вся. И уничтоженная, и недобитая, и уцелевшая.

Дети зимы неспешно выходили из-за ёлок, выползали из-под низких колючих лап, выбирались из ям. Один за другим. Невысокие, с обычную дворовую собаку или некрупного волка, снежно-белые, кожистые. Острые уши. Приплюснутая морда. Ледяной гребень вдоль позвоночника. Короткие ледяные шипы вместо шерсти. Вихри снежинок вокруг лап и хвоста. Мерцающие глаза – цвета серебряной зимней луны, пугающие. Голодные. И с умыслом. Я бегло насчитала около тридцати штук – тех, что появились на поляне.

Тьма и все гиблые затмения, что ж это за зима-то нынче, а… Ух.

Я вскочила, отбросив сапог. Сердце, не то от азарта, не то всё же от страха, встрепенулось, сжалось и заколотилось, как одержимое. Я на одном выдохе окружила себя искрящимся вихрем. Доберитесь, если сможете… А ладони уже привычно скатывали из новых искр «ножи». Клубок – блин – «колбаска» – стержень, невольно вспомнилось из детства. И – в цель.

Первый «нож» вошёл в ближайшего смельчака, как в подтаявшее масло – точно в глаз. Тварь, не издав ни звука, рухнула на поляну кусками снега. А её место заняла следующая. И следующая. Мне хватило десяти «ножей», чтобы понять – не справлюсь. Они не боятся и убегать не собираются. Не реагируют на «смерти» и молча заполняют бреши в своем снежном кольце, плотнее сжимаясь вокруг меня.