Забытые всеми
Шрифт:
– Думала сделать вам приятное, волнительное, но приятное. Вы же сына не видели почти тридцать лет.
– Как у него дела? Жива ли моя бывшая жена Зинаида, то есть Урсула? Говорите только то, что знаете. Придумки мне ни к чему.
– Ваша жена жива, про здоровье не знаю. Сын офицер абвера и довольно успешный.
– Алекс на Восточном фронте?
– Он совсем в других краях. Был один старший офицер СС, норовил его отправить на бойню, любым способом уничтожить вашего сына, но сам внезапно погиб.
– Вы хотите сказать, что результат нашего разговора никак не повлияет на судьбу моего сына?
– Не будем смешивать вашего сына с мытарствами его заблудшего отца. Так какой интерес у рейхсминистра к сыну русского заводчика Воропаева-Каравайщикова.
– Нательный крестик. Если крестик именно тот, который он получил при крещении, то с обратной стороны должны значится цифры или буквы, нанесенные гравером.
– Понимаю так, что именно в этом весь интерес к Андрею?
– Да.
– Чего они хотят там увидеть – Координаты местности, где спрятана четвертая часть Великого квадрата Тибетской реликвии.
Услышав это, Иволгин посмотрел на часы:
– Думаю, Хартманн не поймет мое долгое отсутствие.
– Наша беседа затянулась, но еще не закончена. Послушайте меня. Пока Хартманн может принимать ваши действия по розыску наследника. Ну десять дней, ну две недели. Но потом жестко потребует конкретного результата. И в том, и в другом случае вас просто спишут за ненадобностью.
– Думаете, не осознаю, что надо бежать. Но куда? – Иволгин осознал, что мадам Морель – единственный человек, который понимает его положение.
– Я вам помогу. Только без Кондратьева. Двоих мне не потянуть.
– Буду вам очень признателен, но возникает естественный вопрос. В чем моя ценность? Стоит ли из-за меня рисковать?
– Что ж, откровенно! Отвечу так же. Благодарите сына. Он готов с нами сотрудничать, если спасем вас от неминуемой гибели.
– Хотите сказать, в концлагере люди тоже живут.
– Речь идет о выводе вас в нейтральную страну.
– Мне не безразлично, что будет с Андреем Воропаевым – Андрэ Шьянсе. Вы уверены, что он в безопасности.
– С ним будет все в порядке. Откуда такое беспокойство?
– Мне нужно доиграть начатую игру, – ответил Иволгин.
Твердое решение мадам Морель не ввязываться в игры с Сопротивлением Хартманн воспринял совершенно равнодушно. Скорее всего игры патриотов ему были безразличны. По большому счету и мадам Морель тоже. У штурмбанфюрера были две задачи: найти крестик Шьянсе и получить сведения про золотую карету скифов. Скорее задача была одна, а карета просто подоспела к месту. Когда Иволгин рассказывал про страхи Картин перед грядущей встречей с бойцами Сопротивления, Хартманн закатил глаза под потолок, а потом резко впился ими в Иволгина. Явно он о чем-то хотел спросить, вопрос вертелся у него на языке, Иволгин ждал. Совершенно неожиданно прозвучал вопрос о его физической близости с мадам Морель.
– Ах, герр Хартманн, мне безусловно льстит, что при общении со мной мадам кокетничает и даже пытается иллюстрировать свои прелести. Чуть больше оголены у нее колени, вырез на груди мог быть скромнее. Но мне нужен повод, чтобы оказаться с ней в интимной обстановке. Не буду же я лезть с поцелуями в каморке, где разойтись двоим невозможно. Я уже не в том возрасте, чтобы по-походному.
– Какие же вы русские распущенные! Немного женского обаяния и вы уже готовы сломя голову мчаться в постель. Потешили свое мужское самолюбие и хватит. Пора заниматься делом. Изабель Гастор умерла от болезни в 1939 году. Зато месье Бертран установил адрес Андре. Он живет в доме казарменного типа, который принадлежит Российскому общевоинскому союзу. Пьер знает адрес, езжайте туда и попробуйте познакомиться с Андре. Уверен, поймете друг друга быстро. Месье Бертран всю работу по сути сделал за вас.
– Когда ехать?
– Прямо сейчас и поезжайте. По вечерам ваши соотечественники любят скучиваться и посвящать свободное время пустой болтовне. Наверное и наш Андре с ними.
По дороге Кондратьев замучил намеками на близость Иволгина с мадам Морель. Иван Алексеевич сперва делал вид, что не понимает, потом отнекивался, а потом перешел в наступление:
– Ничего ты, месье Димон, не понимаешь в женщинах. В сегодняшнем разговоре она четыре раза упоминала твое имя. Интерес у нее явно не праздный. Конечно она тебя старше, но не настолько, чтобы отвергнуть ее любовь.
– Думаешь у меня есть шанс? – ситуация сразу развернулась на сто восемьдесят градусов.
– Думаю есть.
Кондратьев замолчал и ушел в свои мысли. Во дворе дома не увидели ни одного человека. Пьер поведал, что жители обычно собираются на общественной кухне, единственной на каждом этаже, просторной, но на двадцать комнат.
Появление двух прилично одетых мужчин остановило людские голоса. Сколько человек вытаращилось на непрошенных гостей, сказать было невозможно.
– Мы ищем Андрея Каравайщикова, так звал его батюшка, а во Франции он стал называться Андре Шьянсе. Скажите, в какой комнате он проживает?
– Вы кто ему будете? – тщедушный дедок задал вопрос и зашелся кашлем.
– Мы друзья его отца. Исполняем последнюю волю, покойный просил навестить сына и кое-что ему передать.
– Ежели деньги, то оставляйте, передадим, – прогнусавила толстенная баба, на лице которой отразилась не только бурная жизнь, но и все диагнозы срамных болезней.
– Нет, не деньги, – Иволгин говорил очень медленно. Хотел рассмотреть толпу и выбрать себе собеседника для конфиденциального разговора.
Еще поговорив с полчаса, поупражнявшись в словословиях, Иволгин оставил Кондратьева для дальнейшей беседы, а сам подошел к женщине годов тридцати и пригласил ее в коридор.
– Вас как величать? – начал Иволгин.
– Настя, – прозвучал ответ.
– Замужем?
– За кого тут идти? Вы же сами видели. Убирать дерьмо мне и в больнице надоело.
– Я дам вам денег, если вы честно скажите, в какой комнате живет Андрей и главное, как его найти?
– А сколько дадите?
Иволгин достал рейхсмарки, взял одну банкноту и передал в руки Насти.
– Это много, я столько о нем не знаю, – застеснялась женщина.
– Говорите.
– Он живет в комнате, которая предпоследняя по правой стороне. Только его уже давно никто не видел. Работает на электростанции. Не знаю, чем занимается, но всегда чистый и опрятный. Свободно говорит по-французски и еще умеет составлять жалобы. Все жильцы к нему обращаются. К нему часто обращаются не только с нашего этажа, но и со всего дома.