Забытые всеми

Серебрякова Елена

– Я других скоростей не признаю.

– Я не знаю шведского языка.

– Вам будут оперировать не язык, а надбровье и щеку.

Иволгина уложили в отдельную палату, приставили сестру, говорящую по-немецки. И на следующий день утром сделали первую операцию, через день провели вторую. Веко хирург трогать не решился, боялся повредить зрение. Две недели Иволгин подвергался разным процедурам и перевязкам. Из палаты убрали зеркала, но ровно через две недели принесли зеркало и поставили перед пациентом. Сначала Иволгину показалось, что ничего не изменилось, наоборот, стало хуже. Левая сторона лица выглядела

опухшей. Но потом, разглядев более внимательно места увечья, не увидел в надбровье глубокой борозды. То же самое не увидел на щеке. Но огорчился, что прооперированные места имели красный цвет.

– Повязку снимите через день уже дома. Краснота постепенно уйдет, но настоятельно рекомендую три раза в день в одно и то же время применять мою мазь. Скажу сестре, чтобы она вам выдала.

Иволгин сел на кровать и дождался, когда к корпусу больницы подкатил серый Бьюик, американская модель шведской сборки.

– Все? – влетела в палату скоростная шведка, – мы уезжаем?

– Мне еще мазь не принесли, – сказал Иволгин капитулирующим голосом.

– Жди! – выкрикнула Ингер и скрылась за дверью. Через две минуты голова Ингер показалась в дверях и произнесла:

– Жду внизу.

Не успели выехать на трассу, ведущую в Стокгольм, как женщина без всяких предисловий схватила быка за рога:

– Премьер Хансон и король Густав гнутся перед немцами ниже плинтуса. Кабы вермахт взял Москву, как хотели в самом начале, то шведский нейтралитет приказал бы долго жить. Пока, конечно, тоже не сахар, начальник управления Имперской безопасности Мюллер состоит в переписке с начальником Стокгольмского отделения тайной полиции моим однофамильцем Лундквистом. В итоге в Стокгольм регулярно наведываются сотрудники гестапо для выявления немцев мигрантов. Выявить немцев еще половина дела. В один список они вносят благонадежных, в другой – противников войны. Работу им облегчает шведская молодежь, члены фашисткой организации «Коричнева гвардия». Наша задача – добыть эти списки. У меня имеются несколько вариантов. Ни один из них мне одной не под силу. Еще одна неделя впустую, будем соблюдать рекомендации доктора Магуссона.

– Я помню, мазать три раза в день бровь и щеку.

– Намажем, но сейчас заедем в оптику, купим очки без диоптрий с затемненными стеклами. Магнуссон не трогал веко, спрячем ее под очками.

Так совпало, что в подъезде снова дежурил желчный дед. Он подозрительно глянул на вошедшую пару, криво ухмыльнулся, но ничего не сказал, даже не поздоровался.

– Вынужденный недельный простой, – начал Иволгин, понимая, что Ингер без дела заскучает, – может повернемся лицом к моей проблеме?

– У вас еще какие-то проблемы? – взвилась шведка, – была одна, а стало две?

– Мне нужен словарь старославянского и церковнославянского языков.

– И где же такие словари, с позволения сказать, лежат?

Было понятно, что Ингер обрадовалась незнакомому делу по принципу: движение все, конечная цель ничто. Вида она не подавала, продолжала ворчать.

– Может в книжном магазине? – пролепетал Иволгин.

– Что требуется узнать?

Иволгин начал перечислять слова, которые ему вспоминались: отвержаюши, уне, есть, со, умным, камень, двигнути, неже, сбезумаешь.

– Напиши на бумаге, попробую переговорить кое с кем.

Иволгин разборчиво написал

перечисленные слова, но между ними вставил «Волога» и «Кереметь».

Глава восемь

На причале в раннее утро жизнь кипела во всю. Двигались погрузчики, скрипели лебедки на кранах, на рельсах пыхтел паровозик. За воротами порта было безлюдно, город еще не проснулся. Мимо проезжал автомобиль, водитель остановился, спросил, куда нужно ехать. Марфа назвала Буросгатан, водитель назвал сумму.

– У меня есть кольцо золотое с камушком, – пролепетала Марфа.

– Откуда я знаю, золото у тебя или железка, – зло отреагировал водитель и машина запыхтела дальше.

Вышли на перекресток, увидели двух пожилых женщин, спешащих по своим делам. Марфа подбежала к ним, но по-немецки они не понимали. Слово Гатан внесло ясность. Оказалось, что Буросгатан находится за церковью, шпиль которой угадывался в тумане. Сначала двигались бодро, потом Марфа начала уставать и возле костела оба присели на лавочку. Народу на улице прибавилось, и мужчина в военной форме, хорошо говоривший по-немецки подсказал, как быстрее добраться до Буросгатан. К этому времени название уже застревало в глотке. Еще дважды отдыхали пока добрались до нужного дома.

Фрау Рихтер, которую рекомендовала мадам Морель, жила на первом этаже. На звонок вышла молодая женщина и спросила, кто хочет видеть ее хозяйку. Марфа назвалась немецким именем и добавила, что привезла привет от мадам Морель. Служанка ушла в квартиру, заперев дверь на ключ, и оставив просителей на лестничной площадке. Минут через десять она пригласила в квартиру только Марфу, Андрей остался в подъезде. Ждать пришлось почти час.

Марфа вышла с довольным видом, с портфелем в руках. Андрей набросился с вопросами, но женщина потащила его за рукав к выходу. Только на автобусной остановке удалось присесть, и Марфа начала рассказывать:

– У фрау Рихтер в городе Норчёпинг, что в ста шестидесяти километрах от Стокгольма находится ее пекарня. Управляющий уличен в воровстве. Рихтер предлагает нам с тобой возобновить работу пекарни, в портфеле у меня доверенность на продолжение работ, письмо к смотрительнице и деньги в виде аванса.

– Как туда добраться? – устало молвил Андрей.

– Ты что уже не рад? – удивилась Марфа.

– Я очень рад, но сил на радость у меня не осталось. Как ехать в этот твой Норчёпинг?

– Может сил прибавится, если я тебе скажу, что этот город наполовину заселен немцами.

– И что?

– Мы с тобой не будем выделяться из общей массы. Конечно, если ты не станешь распускать свой французский язык. Ты же знаешь, как немцы к французам относятся!

– Скажи еще чего-нибудь, чтобы я порадовался.

– Скажу. При пекарне имеется квартира, она в нашем распоряжении. Если мы запустим производство, как того хочет фрау Рихтер, мы сможем там дождаться окончания войны.

В Норчёпинг добрались только к вечеру. Клара отворила дверь, запустила в помещение и долго читала письмо фрау Рихтер. Ужинали холодной телятиной и сыром двух сортов. Каждому досталось по бутылке пива. В разговоре не скрывали, что бежали из Франции, что отец Мари на фронте, что Андре француз и ни намека на их русское происхождение. Разговоры о делах перенесли на следующее утро.