Забытый мир
Шрифт:
– Как вы можете так говорить? – весь дрожа проговорил гувернёр, забившись в угол. С ним не было никаких вещей, он успел спасти только себя. И второй раз очутиться на краю гибели отнюдь не желал.
Павел с презрением глянул на него, подумав, что совсем не хотел бы выглядеть таким же тощим, трясущимся "лягушатником" с длинным носом и маленькими глазами.
Кучер щёлкнул кнутом, и карета отправилась в путь. Как и все, кто в ней находился. В никуда.
– Вы должны верить в то, что мы спасёмся! – продолжил увещевания мужчина
– Господин, – снова заговорил гувернёр, сжимая колени длинными и худыми руками в одежде, настолько сильно заляпанной кровью, что было сложно рассмотреть её цвет. Сбежав буквально по трупам своих бывших хозяев, мужчина даже не успел переодеться.
– Никаких больше господ! – разозлился Павел. – Ты бы меня ещё графом или бароном величать изволил! Мы беспоместные дворяне, – угрюмо пояснил он. – Да и нет уже ни графов, ни герцогов, ни помещиков… Никого нет. Одна голытьба и рвань остались. Кажется, у нас все теперь равны… И все вокруг товарищи, – он криво усмехнулся.
Вороные кони ржали от испуга, так как ощущали, что приближается гибель. Павлу казалось, что он слышит, как бьются сердца больших животных, будто вот-вот и остановятся. А ещё ему внезапно показалось, что в оставленном позади доме раз и навсегда остановились часы с кукушкой.
Павел снова начал кусать губы и сжимать кулаки. Гувернёра ему жалко не было, а вот верного кучера – да. Он надеялся, что старик Потап сможет соврать, что его принудили. Страшный и ужасный дворянин, у которого ещё молоко на губах не обсохло, угрожал жуткими пытками. К примеру, своим кинжалом – опаснейшее оружие, между прочим!
"Что ж, когда – если – меня убьют, мне хотя бы не придётся больше учиться", – с кривой усмешкой подумал юноша.
Внезапно один из жеребцов издал дикое ржание и упал на бок, подогнув ноги, потащив за собой других лошадей и карету.
Павел с гувернёром успели выскочить. Но тут мужчина внезапно захрипел, схватился за сердце и упал бездыханным.
– Наверное, сердце остановилось, – почти равнодушно произнёс Павел, глядя в открытые, но ничего не выражающие глаза. Он уставился на кучера, который бросился бежать куда-то в сторону.
Павел в шоке застыл на месте, увидев, как из-за угла здания строем вышли солдаты красной армии.
– Стой, стрелять буду! – закричал небритый мужик с красной рожей.
Паша кинулся бежать, ощущая, как заполошно колотится сердце. Страх охватил его целиком, лишая здравого рассудка.
И он даже не увидел, кто из них начал стрелять. Несколько пуль "ушли в молоко", но одна из них попала точно в цель. И Павел рухнул, как подкошенный, подумав, что очень глупо подох. Правда, не так глупо, как гувернёр, чьё имя так и не узнал, у которого сердце остановилось от одного лишь звука выстрела.
***
– Спирт будете? – поинтересовался у Павла совсем молоденький капрал, который был едва ли на год или два старшего его самого.
– Почему бы и нет? – юноша хрипло откашлялся, усмехнулся и подхватил рюмку. Грязную, с отбитым краем. Порезаться он не боялся. Наверное, он уже совершенно ничего не боялся. – Выпью, пока снова не сдохну. Может, это будет забавнее, чем в первый раз.
– Что же вы так, – заботливо и совершенно не искренне заговорил капрал. – Хотя сейчас война, брат идёт на брата, родители "стучат" на своих детей… Недолго и свихнуться. Так что у вас там случилось? Вы вчера пришли к нам с совершенно стёртыми ногами, потеряв где-то все свои вещи и…
– И коней, и повозку, и гувернёра, – подсказал Павел, кивая и залпом отпивая спирт, который ему налили, как пообещали. – Правда, последний был не мой, я и имени его не знал. Правда, документы сохранил, – он похлопал себя по нагрудному карману гимнастёрки. – И кинжал, – он похлопал по широкому кожаному поясу, на котором висели ножны. – Всё, что у меня осталось от прошлой жизни. А ещё отец где-то есть, только он в Венгрии сейчас, надеюсь, что жив-здоров. Хоть кто-то же в нашей семье должен же быть живым и здоровым?!
– Вчера я не стал вас допрашивать, – парень, но уже начавший лысеть, потёр широкий лоб красной ладонью, – но мы получили приказ остановить отступление. Войска собираются объединять, так что время поговорить есть. Можете мне довериться, я-то вас уж точно не сдам "красным", – хмыкнув, заметил мужчина.
Павел подумал, что опять совершено не запомнил его имя. Или не спросил? Или ему опять было всё равно?
Ему внезапно подумалось, что когда рядом с тобой умирает человек, чьё имя ты не знаешь, то становится как-то легче. Или ему просто так казалось.
– Налейте мне ещё. И можно больше. Я уже не ребёнок! Хотя раньше пил только настойки, которые бабушка заготавливала и дедушка любил тайком на печи попивать. Или домашнее вино. Так что я надеюсь опять помереть. И тогда-то я разоткровенничаюсь перед вами, как перед архангелом Михаилом, – он глянул на рюмку, затем подставил её под маленькую пузатую бутылку. Выпил снова одним глотком, не закусывая. А потом с размаху швырнул рюмку об землю, так, что осколки полетели во все стороны.
– Меня зовут… – начал высоколобый парень.
– Давай без имён, ладно? – выставил вперёд ладони Павел. – Достаточно того, что ты моё имя знаешь. А если я тебя фамильярно на "ты" назову, думаю, не обидишься?
– Ничего страшного, – отмахнулся тот.
– Понимаешь, – пьяно икнул Павел, – просто ты скоро умрёшь, а я поэтому не хочу твоё имя запоминать. Чтобы не привязываться, как к котятам, которых всё равно нужно утопить.
– С чего ты решил, что я скоро умру? – с интересом, но без особых эмоций спросил собеседник. Но в его карих глазах читалось: "Ну, война, все психи, мне как-то плевать".