Забытый - Москва
Шрифт:
– Нет, я так не считаю. Но какие последствия собрался ты им устроить? Что ты написал?! "Пошлю войско",.. "наказать"... Что это?! Как это?! Ты что, действительно собираешься посылать войско?!
– А что?
– Ну орел! А на какие шиши? Хорошо еще, дяди твоего с нами здесь нет. Ты кремль строишь, последние копейки в него вогнал, а тут вдруг целый поход впридачу!
– Ну, может, еще и не поход...
– А-а-а! Думаешь, испугаются и притихнут, прощения запросят. А им на твою грамоту: хакк - тьфу! И растереть! И добирайся до них с войском! До них татары сто лет добираются, добраться не могут, руки коротки, а ты... Думаешь, они твоих обстоятельств не знают?!
– Но кроме похода еще меры есть. Перекрою им дорогу с Низа, запоют с голодухи.
– Молодец! Вот это ты сможешь. Вот это бы и обещал!
– Да это маловато как будто. За такие-то пакости...
– А не сможешь походом пойти, если понадобится, это как будет? Неужели вся моя наука, да что - моя! Всех мудрейших людей московских, приставленных к тебе для того, чтобы крепить твою власть, а с нею силу и мощь Москвы, неужели все это мимо тебя прошло?!
– митрополит умолк и горестно покачал головой.
Дмитрий немного струсил. Такой горячности в Алексии он предположить никак не мог. И это огорчение... Неужели что-то непоправимое? И что могло мимо пройти?
– Отче! Я с рождения по твоим советам и указам живу. Я уже привык к ним, не могу без них. Как я мог что-то по-иному?
Митрополит поднял голову, взглянул жестко (у Дмитрия мурашки скакнули за ушами):
– Ты нарушил, возможно, главное, что должен соблюдать человек, облеченный большой властью: пообещал то, чего не сможешь исполнить. И если таковое случится, в грязь будет втоптан не только твой авторитет, но и княжества Московского, и мой, митрополита всея Руси.
– Твой-то почему?
– князь ошеломленно уставился на Алексия.
– А ты грамоту свою помнишь? Как она начинается - помнишь? "По благословению митрополита нашего..." Стало быть, и митрополит ко глупостям этим оказывается причастным. И закрой рот, глупо сие. Не мальчик уж! Я, когда ты благословением моим прикрылся для строительства стен, смолчал, хотя за такие лукавства детей малых хворостиной секут! Но там дело стоящее выходило, умное, а тут...
– Может, и тут выйдет...
– робко предположил Дмитрий. Он совсем скис под градом тяжких обвинений и превратился в прежнего, вполне узнаваемого мальчика, понуро выслушивавшего поучения старшего.
– Может, и выйдет, а может, и... А чтобы выходило, чтобы не гадать, не дрожать и на авось не надеяться, думать надо, крепко думать, прежде чем соваться во что-то, и со старшими советоваться. А главное - не спешить! Не сигать, как голый в крапиву, а потом "мамочка!" орать.
"Причем тут крапива?" - Дмитрий подавленно молчал.
– Тебя тесть, что ли, так слезно молил, что ты кинулся за него заступаться?
– И тесть. И зять. Да и вообще, разве в этом дело? Разве Москве мороки не прибавится?
– А-а-а... Зять!
– митрополит вдруг умолк и криво усмехнулся, а у Дмитрия вовсе упало сердце: "Понял и связал воедино. Зачем про зятя вякнул, дурень!"
– Значит, с зятем ты все-таки посоветовался...
– Да не советовался я! Написали они мне вместе.
– Ну ладно, ладно. Вот что я тебе скажу, Митя, и это тоже относится к заповедям человека государственного. Советчиков менять не спеши. И на одного никогда не полагайся! Их несколько должно быть. Постарше и поспокойней. "Если бы молодость знала, а старость могла", - ты даже представить себе не можешь, насколько это верно. Вот состаришься вспомнишь мои слова. У старого, когда он ясно увидит, поймет, разберется, что и как надо сделать, уже не остается на это ни сил, ни желаний. У молодых же сил и желаний невпроворот, а вот куда их повернуть... эх! Только дров наломать, на это вас всегда...
– митрополит вздохнул.
– Дай Бог, коли зять твой будет давать тебе хорошие советы. Но он ведь тоже пока очень молод.
– Он мне пока ничего плохого не присоветовал. Не понимаю, почему ты его так боишься.
– Я никого не боюсь, - опять тяжело вздохнул Алексий, - ты вот у меня... Слишком молод! А брыкаешься уже как взрослый жеребец. Необъезженный.
– Молод, молод... Прапрадед мой, Александр Ярославич, в этом возрасте уже шведа бил, а ты все - "молод".
– Ну до Ярославича тебе, положим, еще два года расти - посмотрим. А вот в чем тебе с прапрадедом вовсе равняться совестно, так это... Ярославич в твои лета уже всю книжную премудрость превзошел. Со священниками о писании поспорить мог. А ты грамоты по складам разбираешь! Вот она где молодость, а не в годах токмо.
– А коли не в годах, - Дмитрий покраснел, но обиженным не выглядел, то и зятя моего нечего в молодых держать. Он и в грамоте Ярославичу под стать - латинские книжки читает, и полки сколько лет водит, сколько битв выиграл. И каких битв! Татар побил - шутка ли! У него опыт какой - кто из наших воевод с ним сравнится?! Он знает, как войско устроить, он сам все умеет, мечом ли, копьм, луком, самострелом... Знаю-знаю, скажешь - это не главное, главное - головой... Так ведь я про голову сразу сказал! Он к любому человеку в момент ключ может подыскать, увидеть, на что тот способен. А самое-то, по-моему, главное: если чего-то хочет, то знает всегда, как этого добиться. Дорогу знает! Или придумывает...Но это уж не важно.
"Вот как ты запел! И откуда красноречие появилось?! Такого, сынок, я от тебя еще не слыхивал. Неужели я одному Волынцу этим обязан? Нет, пожалуй, и себе тоже... Взрослеет парень на глазах! И очень не глуп, коль так выражаться может! Но и под влиянием уже крепко. Это надо нейтрализовать. Всеми доступными средствами!"
– Ключ быстро подбирает, это верно. И к тебе, вижу, подобрал. Только опасайся, Великий князь, как бы он этот ключ в одну сторону не стал крутить. На себя! Потому и предупреждаю, чтобы ты не его одного слушал.
– Да ты посмотри, отче, у него корысти ни на вот!
– Дмитрий ковырнул ноготь на мизинце.
– С ним как ни заговоришь, он только и знает: войско то, войско се, это надо для войска, то надо!.. Он Москву поднять хочет, сильной сделать ее хочет!
– Хочет. Вижу - хочет. Но для того, чтоб он это смог, его надо облечь очень большой властью. А власть, Митя, никого еще лучше не делала. Власть только корежит человека, иногда до неузнаваемости. И может статься, почувствует он власть (над войском, над тобой, над Москвой) и попрет в такое, чего не угадаешь никогда.