Забытый - Москва
Шрифт:
* - Знамо, главный. Да наш-то командовал как раз тем флангом, который татар переломил и погнал!
* - А из вас был там кто?
* - Все до единого.
* - Ух ты!
– сторожа по-новому взглядывают на своих гостей: с уважением и завистью.
* - Потому мы за ним и пошли - с ним не пропадешь. Умница, храбрец! Своих в обиду ни за что не даст! и того...
* - Чего?!
* - Ну... колдун...
– рассказчик переходит на шепот, - глаз у него тяжелый и вообще...
* - Так чего ж он с Волыни-то подался?
* -
* - Да, к Москве ноне многие тянутся. И всякому находятся привет и место. Не хватает народу. Самого бедного мужика бояре наши привечают. А уж такого филина, как ваш, князю нашему во как надобно! Как он нас скрутил - я и понять ничего не успел!
* - На это он мастер.
* - Наш-то князь, вишь, молод очень. Ему бы таких воевод побольше. Ведь прут и грозят со всех сторон!
* - Таких, как наш, много не бывает. Такой, может, он один и есть!
* - Ну уж ты расхвастался.
* - Вот те ну! Слушай, случай расскажу...
* * *
Тупяк сидел подле князя, ревностно следил, чтобы у того не пустела кружка, доливал, потчевал любимыми закусками, отвечал на вопросы. Вопросы сыпались на него во множестве. И простые, и сложные. Неожиданные.
– Сколько точно поприщ до Москвы? Какие еще ведут в Москву дороги? А в Смоленск? Самого Великого князя видел ли? Каков он? Был ли уже князь в каком деле или еще не обстрелян? А сам ты много ли бился? С кем? Когда в последний раз? Застав много еще до Москвы? Одна?! И такая же? А сама Москва как укреплена?
Василий явно не справлялся. Отвечал, что мог. Но чувствовал: гостю этого мало, а что рассказывают - то ему уже известно.
"И чего пытает? Через два дня на месте будет, сам все увидит. Или задумал чего?.. А вдруг недоброе?! Что-нибудь на нынешнее похожее... Как я тогда? Голову потеряю! Но вроде не похоже... Если б замышлял, вряд ли тогда нас так быстро отпустил. Да ведь и предупреждали, что зять князев поедет. Такому как не ответить? Крут, стервец, шустр. А так, вроде, и ничего: простой, не чинится..."
Все, что знал и мог сказать, выложил Тупяк безбородому. Расстались друзьями. И давно уже скрылся в лесу последний волынский всадник, разбрелись кто куда напившиеся и наевшиеся сторожа, а Василий, вернувшись за стол, сидел в одиночестве, отхлебывал из жбана, смотрел в одну точку и раздумывал, как переделывать заставу, потому что с появлением этого человека (он как-то естественно, сразу, как данность, ни на миг не засомневавшись, принял это) по-старому в их укладе остаться уже ничего не могло.
* * *
Насчет Москвы Дмитрий не понял. Сначала даже подумал, что перепутал дороги и выехал на какую-то людную бестолковую свалку.
Оказалось - на пожарище.
И не было никакой путаницы. Потому что Москвы - не было.
Вокруг кремля, по размерам внушительного, но
Но народу копошилось множество! Расчищали места под новое строительство, везли лес, звенели топорами. В воздухе перемешались запахи старой гари и свежей душистой щепы. На площади перед кремлем бойко торговали.
"Где ж они живут? Зима ведь. В землянках, что ли? Или прямо у костров???"
Все, что слышал Дмитрий о Москве, как представлял этот богатенький, крепкий городок, не умевший воевать, но подгребавший под себя хитростью и ловким напором все больше и больше, покупавший за деньги мир и тишину своему люду, простой, но и себе на уме, гостеприимный, но и колючий, беззаботный, но и ухватистый, может, и такой, как представлял, а может, и другой, - все это разом рухнуло. Просто не оказалось этого ничего.
А встала перед лицом великая человеческая беда, но переживаемая без стонов и слез, проклятий и жалоб, однако и без щегольства, самолюбования, а деловито и обыденно. Достойно. Как будто все это в порядке вещей, так и надо, и дальше так же будет, и много всякого еще будет, но мы все переможем, пересилим, переживем, а по-своему все-таки устроим.
Как это - "по-своему", постороннему не понять, но мы-то знаем, да не скажем, да и кому какое дело! Москва свое не упустит, Москва свое дело туго знает!
"Настырный народ! Семь раз до тла горели, разорялись дочиста, а сколько другого всякого терпели - не перечесть, не запомнить! А вот не ломятся! И лезут на прежнее место, прут, как тараканы, - даже огонь их не берет! Пожалуй, с такими можно дел наделать..."
* * *
Приняли гостей приветливо, ласково, но тихо. Никого из московской верхушки в городе не было. Все уехали в Коломну на свадьбу. Там Великий князь Московский и Владимирский Дмитрий Иоаннович сочетался браком с дочерью Великого князя Суздальского и Нижегородского Дмитрия Константиновича Евдокией, приходившейся будущему мужу пяти-, а, может, и четвероюродной (до сих пор историки до конца не определили) сестрой.
Уехала в Коломну и Люба с детьми. Ну и с Юли, конечно. Встретил "бобров" один монах. Предупрежденный гонцами, он перехватил их на границе посада, где Дмитрий задумался над московской бедой. Облапил князя, поздоровался с Константином, поприветствовал дружинников. Дмитрий обомлел: монах был не в рясе, в светском платье.
– Ну как тебе вид, князь?
– Как обухом по голове. Особенно это...
– князь ткнул пальцем в монахов полушубок.
– Об том после.
– А это?
– князь махнул рукой в сторону пожарища, - И не предупредили. Где ж нам жить-то?