Зацепить 13-го
Шрифт:
Дорога тянулась вверх по крутому склону холма, где по обе стороны впритык стояли дома, несколько сотен. Мой был на самом верху.
Многие дома были заколочены, другие находились в жалком состоянии, с запущенными садиками, включая и мой. В другое время мне стало бы неловко перед Джонни, но сейчас я плевать хотела на его мнение.
— Хочешь знать, о чем я думаю? — спросила я, поворачиваясь и сердито глядя на него.
Джонни глянул искоса. В глазах — огонь и едва сдерживаемая досада. Он отрывисто кивнул и вновь
— Прекрасно, — резко сказала я, ощущая знакомое жжение от подступающих слез. Сейчас я подробно расскажу ему, о чем думаю. — Я думаю, ты параноидально боишься, что люди узнают о твоей травме, потому что сам понимаешь, что тебе рано играть.
Слова вырвались изо рта раньше, чем я успела спохватиться.
Но вместо извинений, вместо попытки откатить назад я с жаром продолжала, потрясенная накалом своих эмоций:
— Ты отрицаешь необходимость выздоровления, а я знаю: тебе больно. В школе ты ходишь, прихрамывая. Задумывался об этом? Ты постоянно прихрамываешь. Другие, возможно, и не замечают, а я замечаю. Я вижу, как ты все время хромаешь! По-моему, Джонни, ты играешь со своим телом в опасную игру. Если бы твои врачи знали, сколько боли ты выдерживаешь на самом деле, они бы ни за что не разрешили тебе выйти на поле.
Я понятия не имела, откуда это все взялось, но слова неслись стремительным потоком, и я им не препятствовала.
— Думаю, я совершила жуткую ошибку. Не стоило соглашаться на поездку с тобой. Думаю, ты сегодня слишком остро на все реагировал. И думаю, что вел ты себя ужасно. И еще я думаю, что лучше нам больше не разговаривать.
Я шумно выдохнула. Грудь вздымалась от дикого напряжения связок.
Лицо у меня горело, но я гордилась, что выплеснула это все. Я избавилась от тяжести.
Не припомню, чтобы я вот так срывалась на кого-то, кроме домашних, но я была рада.
Думаю, это красноречивее слов говорило: рядом с этим парнем я чувствовала такую странную свободу и так распалилась, что вышла из себя, но я была слишком взбудоражена, чтобы вникать в подобные детали.
Пока что я осталась вариться в собственных опасениях и разочарованиях.
— Слушай, я ценю твое беспокойство, — наконец сказал Джонни, добавив: — По крайней мере, я думаю, что это опасения. Но тебе незачем волноваться. Я с этим разберусь.
— Что-то непохоже, — перебила я, не дав ему продолжить.
— Ты вообще не врубаешься, блин, ни во что! — рявкнул он. — Благие намерения, все такое, но мне, наверное, лучше видно. И уж свое-то тело я знаю.
— Конечно не врубаюсь, — пробормотала я, отворачиваясь к окошку. — Как и большинство девчонок.
— Да, ты ничего не знаешь, — продолжал спорить он. — И меня ты не знаешь, Шаннон.
Мой недавний запал иссяк. Я выдохнула, чувствуя себя сдувшимся шариком.
— Ты прав, Джонни. Я
— Прекрати так делать! — сердито бросил он, запуская руку в волосы.
— Делать… как?
— Передергивать мои слова, — отрезал он. — Не давать мне возможности объясниться. Это мерзкий девчоночий прием, и я не могу… Вашу мать! — Он вдавил тормоз, чтобы не наехать на велосипед, брошенный посреди дороги. — Господи, ну что за дебилы! О чем эти люди думают? Или у них дорога — самое крутое место для велостоянки?
— Дальше ехать не надо, — сухо сказала я, снимая ремень безопасности. — Пешком дойду.
Раньше, чем он успел что-то сказать, я открыла дверцу и вылезла из машины.
Захлопнув эту дверцу, я открыла заднюю и из-под груды хлама и грязной одежды достала свой рюкзак.
— Шаннон, подожди, не уходи.
— До свидания, Джонни, — прошептала я, закрыла дверцу и поспешила к тротуару.
Он опустил стекло и трижды позвал меня по имени. Я не оборачивалась.
Не обернулась и когда он подъехал к тротуару. Я предпочла нырнуть в переулок и побрела, опустив голову и ощущая уколы горького сожаления, повисшего на плечах.
18. Слишком острые реакции и поблекшие мечты
Я был в ярости весь обратный путь и еле концентрировался на дороге.
Когда я выруливал к дому, все тело гудело от разочарования.
Она ушла от меня.
Я звал ее, а она даже не обернулась.
Я не привык, чтобы меня отвергали или относились ко мне с безразличием, и причина не в том, что я был самоуверенным дерьмом.
Это правда.
Трогать ее было ошибкой.
Больше такого допускать нельзя.
Ей пятнадцать лет.
Что за херня со мной творится?
До этого мы с ней пару раз немного поговорили, но все уже было плохо. Однако после двух часов, проведенных вдвоем в машине, я просто офигел.
Ее вопросы были глубже обычной ерунды, о которой меня обычно расспрашивали.
Это сбивало с толку.
Я не мог понять, что у нее на уме.
Не мог угадать, о чем она думает.
Ее дом был в одном из районов с муниципальным жильем, пожалуй в самом крупном, где постоянно проводились облавы на наркоту и полицейские рейды. Мысль об этом не давала мне покоя.
Как, блин, кто-то вроде нее мог обитать в таком месте?
На стоянку за своим домом я подъехал в мрачном настроении. Я практически не владел собой.
Заглушив мотор, я еще несколько минут сидел в тишине салона, глядя в ветровое стекло и пытаясь хоть как-то справиться с бурлящим внутри отчаянием.
Уронив голову на руки, я впился себе в волосы и дернул.
Сегодня я получил ценный урок. Не рискуй спрашивать девчонку о том, что она думает, если не готов вынести удар по своему сраному эго.