Зачарованные клады России
Шрифт:
По одной из легенд, на средства, найденные в кладе, будто бы был основан Ростовский Авраамиев монастырь: бес, желая насолить благочестивому старцу Авраамию Ростовскому, материализовался в образ воина и, явившись к великому князю Владимирскому, доложил, что будто бы Авраамий нашел на великокняжеской земле "сосуд медян, в нем множество сосудов златых и поясов златых, и чепей" и что на это сокровище, которому "не можно и цены уставити", Авраамий устроил монашескую обитель. Князь, поверив бесовской выдумке, приказал схватить подвижника и привести к нему, но при дознании у Авраамия из всего имущества оказалась одна власяница.
Царь Иван Грозный, по рассказу летописца, собственноручно отыскал клад, замурованный в стене новгородского Софийского собора. Прибыв в Новгород, царь "неведомо как уве-дал казну древнюю, сокровенную", по преданию — скрытую в стене собора его строителем, князем
Особенной страстью к кладоискательству отличалась сестра Петра I, царевна Екатерина Алексеевна. Она держала при себе баб-ворожей, которые по ее приказу якобы видели сны про клады, а потом царевна посылала по их указаниям на те места людей: узнав, что за 220 верст от Москвы, на дворе одного крестьянина, в хлеву, под гнилыми досками, стоит котел денег, царевна послала туда "для взятья кладу" дворцового сторожа, наняв подводы и охрану для вывоза денег. Клад, однако, не нашли. В другой раз царевна отправила приближенных женщин в поисках клада в полночь на кладбище разрывать могилы. При ней состоял некий костромской поп Григорий Елисеев, который хвалился, что может определять местонахождение кладов по имеющимся у него особым "планетным тетрадям". По приказу Петра I все эти "укащики" кладов были подвергнуты сыску и оказались, при ближайшем рассмотрении, обманщиками: сам поп Гришка Елисеев признался, что у него были "планетные тетрадки", и что он "по планетам клады узнает, а царевне говорил обманом, взятки ради".
Подобно печерским монахам и попу Елисееву, не брезговали заниматься поисками кладов и лица духовного звания. Этому весьма способствовало поверье, что при кладоискании желательно присутствие священника, так как клады зарывались со страшными заклятиями и охранялись нечистыми духами. В 1890-х годах, недалеко от деревни Большие Угоры в Костромской губернии, клад собралась рыть целая толпа крестьян во главе со священником, делавшим указания, как надо, благословясь, рыть и брать клад. Потребовалось вмешательство полицейской власти, чтобы разогнать охваченную золотой лихорадкой толпу, А в 1752 году священник села Помаева Буинского уезда Симбирской губернии, Кирилл Михайлов, решил во что бы то ни стало добыть клад, зарытый в овраге между Помаевым и деревней Атяшкиной. Вооружившись крестом и Евангелием от бесовского наваждения, священник, отличавшийся необыкновенной смелостью, отправился на предполагаемое место клада и принялся копать, но страшные привидения так напугали его, что он бежал со страху, забыв на месте и крест, и Евангелие.
Весьма распространенным занятием было кладоискательство в крестьянской среде. Сколько семей разорилось на этом — хозяйство запущено, а все силы брошены на поиск эфемерного клада… Иногда золотая лихорадка охватывала целые деревни и даже несколько селений. Поиск кладовых записей, приметных мест и раскопки самих кладов нередко занимали целый рабочий сезон: вместо того, чтобы пахать и сеять, мужики сбивались в артели до трехсот человек и толпой уходили на поиски кладов. Начисто срывали древние курганы, перекапывали городища, ворочали "приметные камни"… Около 1890 года крестьяне села Ильинского Макарьевского уезда и ближайших деревень решили во что бы то ни стало отыскать клад, на который имелась запись в виде разбойничьего письма. Целую весну пробродили по лесу, отыскивали приметы, ходили к "ворожцу", копали по ночам. Собирались артелями человек по двести, но ничего не нашли. Неудачу объясняли тем, что не было согласия в артели — каждый думал только о своей наживе в ущерб другим.
О быте и заботах "охотников за кладами" повествуют дневниковые записи одного из алатырских кладоискателей, посвятившего всю жизнь этому ремеслу:
"Задумал я добыть клад в Большой Яме и пошел в город Саранск к ворожцу; у него переписаны были
Не унялся я этим, пошел рыть клад в Большой Яме. Копал, копал и дошел до камня большущего — тремя лошадьми не своротить. Нет, думаю, видно ему срок не вышел. Только выбираюсь из оврага, вдруг посыпались на меня со всех сторон каменья да красные кирпичи. Я подрал, только подавай Бог ноги! А кладище здесь огромный.
А вот нищий Василий Семеныч доподлинно взял поклажу в селе Красной Поляне, а научил его, как взять, заштатный дьякон: все больше молитвами отчитывал из требника Петра Могилы. За тем требником ездили мы три раза в село Ливу, да дорого просят: сто рублей. Да еще надул подлец Евсейка — лубянишные глаза, а денег обобрал много.
На что был богат Филипп Чистяков — четыре расшивы имел, да и те все прожил на клады. Однако, Бог поможет — весной возьмет малую толику.
Есть у целовальника под горой книга "Немая строка" — по ней вызывать можно".
В воронежских местах прославился кладоискатель-фанатик, который исходил весь край вдоль и поперек, разыскивая клады Кудеяра-атамана, один из которых, по его убеждению, состоял из "60 парных воловьих подвод серебра, 10 пудов золота и целого лотка драгоценных камней". Вокруг этого кладоискателя кормилась целая толпа ловких людей, втридорога сплавлявших ему всевозможные кладовые записи, чертежи, заговоры, "разрыв-траву" и т. д… а также талисманы типа "глины, добытой в полночь с могилы удавленника", которая якобы помогает при добыче кладов. Торговля этим товаром вообще велась довольно бойко, так как спрос на него имелся большой. А один ловкий проходимец, орловский крестьянин Милютин, в 40-х годах XIX столетия сумел организовать сбор народных средств на приобретение разрыв-травы. Сделано это было с потрясающей простотой. Милютин держал трактир, в подполе которого хитроумным способом устроил демонстрацию "зачарованного клада". Клиентура подбиралась из подгулявших в трактире простаков. Милютин высматривал такого персонажа, дошедшего до состояния "уже никакой, но лыко еще вяжет", подсаживался к нему и доверительно начинал рассказывать о том, что у него под избой находится зачарованный клад, "да вот беда — разрыв-травы к нему никак не достать". Трактирщик вел мужика в подпол, там клиент воочию видел "зачарованный" сундук, который никаким способом "взять" невозможно и, соблазненный Милютиным выступить пайщиком при дележе клада, охотно отдавал деньги на приобретение разрыв-травы", которая, как известно, больших денег стоит. Таким образом Милютин решал свои финансовые проблемы на протяжении нескольких лет.
Иногда поиски клада начинались даже не с преданий, не с "кладовых записей", а прямо, что называется, на пустом месте. Шел, например, как-то раз житель города Зубцова по берегу Волги и размышлял: "Ведь город наш Зубцов, сказывают, в старину был очень велик, и были в нем князья, а у этих князей, разумеется, была казна — то где же она теперь находится?" Ясно, где — конечно, зарыта где-то поблизости! С этой, прямо скажем, небесспорной мыслью, он лег спать, и во сне увидел, что "всему городу Зубцову была великая радость… Не могу прямо объяснить, в чем она была, а только над всем городом от радости как будто туман стоял". Поутру этот мыслитель и духовидец явился в городскую управу и заявил, что он намерен найти казну зубцовских князей и тем самым обогатить город. И что же городские власти? Посмеялись? Покрутили пальцем у виска? Удивились? Нет. Они всерьез направили запрос в Тверскую губернскую канцелярию, откуда пришло официальное разрешение на поиски клада. Раскопав несколько курганов в окрестностях города, и ничего не найдя, разочарованный кладоискатель работу прекратил. Впрочем, горожане отнеслись к его начинанию сочувственно и неудачу объясняли тем, что кладоискатель "слова" не знал.
Бывали примеры, когда крестьяне различных областей подавали прошения о разрешении искать им клады даже на имя царя. К известиям о кладах власти всегда относились серьезно. Местная администрация в этом отношении была даже строже центральной. Кладоискатели, а особенно люди, уже нашедшие клад или только оговоренные в этом, сейчас же задерживались, а иногда даже и заключались в тюрьму, в ожидании ответа из Москвы. Впрочем, перейти к следующей ступени допроса — к пытке, воевода без государева указа обыкновенно не решался.