Зачеловек
Шрифт:
Три года назад, когда в Турции власть наконец-то взяли фундаменталисты, радикалы начали чистки среди христианского населения, эту башню пытались разрушить, Запад выкупил ее неприкосновенность ценой унизительных уступок и немалой суммой в миллиард долларов ежегодно за аренду места. Однако же экстремисты не унимаются, уже и в меджлисе поставлен вопрос: а этично ли торговаться в подобных случаях, а нужен ли нам такой президент, который идет на сделки с неверными, а не уступить ли полную власть аятолле?
Мрак перехватил острый взгляд Олега, сказал предостерегающе:
— Не
Олег покосился в сторону женщин, не слышат ли, горько усмехнулся.
— Это приходится чаще говорить тебе. Забыл?
— Ладно, ты — мне, я — тебе. Не вмешивайся, пусть живут как живут.
— Что делать, Мрак, начинается быстрое, даже сверхбыстрое отмирание так привычных нам наций, государств. Тем более социальных сословий…
Мрак фыркнул:
— Ну, насчет социальных сословий что-то не то говоришь. К примеру, феодалы давно отмерли. Или дворяне. Так что отмирание началось давно.
— То были семечки. А сейчас отомрут все… абсолютно все. Даже самый многочисленный класс, класс рабочих, и то сгинет, как только всю работу на себя возьмут специализированные ассемблеры, а это случится вот-вот. Зато, конечно, начнется создание странных государств… как бы обозвать, чтобы не выругаться…
— Государств?
— Я же сказал, еще слова такого не придумал. Но свято место пусто не бывает, не может быть на планете только одно государство! Обязательно раздробится на множество странных… странных потому, что благодаря Интернету и видеосвязи уже не обязательно жить всем компактно. Ты же видел, вон хакеры первыми себя осознали как единую общность, хотя все живут в разных местах планеты. Тем не менее — общность! Я когда говорю о государстве, то не имею в виду народ с одним языком, тем более одной религией. Может быть государство вегетарианцев, сейчас они все больше консолидируются, с Интернетом это легко.
Виктория обняла Тигги за плечи, указывала на далекий берег, Тигги счастливо верещала, объясняла, но Олегу почудилось, что Виктория напряженно прислушивается к их с Мраком разговору.
— Здесь будет болезненный социальный взрыв, — сказал он, понизив голос. — Крови прольется море. Даже в мирной Европе прольются реки крови, а здесь… сам понимаешь. Болезненность перехода на новую стадию цивилизации в том, что придется закрывать отрасли двадцатого века, если можно так сказать, и открывать — двадцать второго. Причем — очень быстро! Почти взрывообразно. Вспомни: аграрно-ремесленная экономика Древнего Мира в индустриально-промышленную Нового Времени перетекала, как замерзающая патока, и то несла катаклизмы, социальные потрясения, луддизм, революции. Сейчас же целые отрасли промышленности отомрут не за века, за годы! При жизни этого поколения. Огромные заводы, на которых сейчас два миллиарда человек, уступят место компактным, экологически чистым установкам с той же производительностью, которые можно разместить в одной комнате!
Мрак пробормотал:
— Это значит, что почти два миллиарда станут безработными.
— Не почти, а все, — подчеркнул Олег. — Новые установки будут работать сами. Присматривать
Мрак оглянулся в сторону весело беседующих Тигги и Виктории, пробормотал:
— Да уже, считай, исчезло. Ты мог себе представить хотя бы сто лет назад, чтобы такие отношения, а? И не думают надевать купальники. Впрочем, была бы грудь отвислая, наверное, надели бы, да?
На море опустилась ночь, Олег вывел яхту в море, на этот раз медленно, а когда Тигги начала зевать и тереть кулаками глаза, поставил на якорь. Мрак вытащил из нижней каюты, продолжая удивлять женщин, роскошнейший стол. В самом деле, держал в руках стол с множеством блюд, бутылок с яркими наклейками, фужерами на тонких ножках, ни один не упал, даже не шелохнулся.
Олег подхватил с другой стороны, помог поставить, Тигги снова захлопала в ладоши, ничего не разбили, даже не скажешь, что все мужчины — неуклюжие слоны. От воды поднималась божественная прохлада и та чистота, какой не бывает даже в лесу, все-таки там своя пыль, а здесь, в сотне миль от берега, чистейший-пречистейший воздух, нежный и пряный, с едва уловимым привкусом соли и морских животных.
— Хорошо, — проговорил Мрак с чувством. — Так бы и сказал: остановись, мгновенье! Ты — прекрасно…
Олег взглянул на Викторию, она вежливо улыбнулась, не принято перечить хозяину, на чьей яхте совершаешь вечерний круиз, но по лицу видно, уж она-то останавливать мгновение не стала бы. Никакое из мгновений своей жизни. Все лучшее, мол, еще впереди.
Мрак понял по их лицам, что безоговорочную поддержку имеет только в лице Тигги, крякнул, сказал досадливо:
— Виктория, вот чем мы всегда с Олегом отличались! И до сих пор я его не прибил. Ну разве я не ангел?
— Ангел, — сказала Тигги убежденно и поцеловала его в щеку. — Мой волосатый ангел!.. Кстати, ангел, а здесь телевизор есть?
— О, Господи, — вздохнула Виктория.
Мрак щелкнул пальцами, прямо на двери в каюту засветился квадрат. Возникла площадь, запруженная народом, многие с плакатами, надписи на немецком. С балкона ратуши вывесили флаги, человек в черной сутане перегнулся через перила и что-то выкрикивает в микрофон, толпа отзывалась мощным звериным ревом. Из переулков и улиц подходили люди, Олег увеличил изображение, у многих под одеждой топорщатся свертки.
— Коктейли Молотова, — вздохнул он. — Неймется…
— Пойдут крушить? — деловито осведомился Мрак.
— И жечь, — сказал Олег горько. — Это же сенатор Ханс Брокман!.. Самый ярый защитник, как он себя называет, человечности. Старая сволочь…
Тигги сказала обиженно:
— Зачем вы так о пожилом человеке? Я верю, что он выступает совершенно искренне.
Олег сердито блеснул глазами, смолчал, Мрак коротко усмехнулся. Наступило неловкое молчание, Тигги заподозрила недоговоренное, посмотрела на одного, другого, обиженно спросила Викторию: