Зачем тебе алиби…
Шрифт:
— Мы никому об этом не говорили. — Он пожал плечами. — Ни родственникам, ни тем более соседям, никому на свете. Знали только те, кто участвовал. Когда я пришел из армии, я сам долго ничего не мог понять. Отец исчез — а почему, куда? Потом Игорь меня просветил, и я уже сам молчал как рыба.
— А ты видел с тех пор отца? — с болезненным интересом спросила она.
— Пару раз, когда передавал ему деньги от имени Игоря.
— Деньги?
— Да, он же пил. А эта его прошмандовка иногда теряла работу.
— Игорь их поддерживал? — спросила Анжелика, потрясенная новой чертой к портрету
— Иногда, — подчеркнул Саша. — Знаешь, он вообще-то не отказывал в деньгах, если его попросить. Но просить надо было изо всех сил. Нет" он в общем-то был неплохой…
— Ну, ты даешь! Недавно готов был его убить!
А Машу видел когда-нибудь?
— Никогда.
— И фотографий ее в доме не было? И никто тебе не описывал, как она выглядит? — Девушка напряженно ждала ответа, но тот покачал головой:
— Нет. А кто бы мне ее стал описывать? Игорь в пьяном виде? Мама? Смеешься, что ли?
Анжелика перевела дух. «Значит, не врал, когда не узнал ее на кассете… — подумала она. — Но зато не знает, что Юра ее видел и даже был знаком… Здорово тот играл, когда мы смотрели кассету! Друг детства! Сосед! Ох, придется ему все объяснить!»
— А что ты скажешь о любовнице Игоря? — спросила она, зажигая сигарету.
— Тоже враки, с начала и до конца, — уверенно ответил он. — У него были бабы, да вон одна — лежит, — он кивнул в сторону постели. — Но чтобы малолетка? Никогда не слыхал.
— А он ее скрывал ото всех.
— Под суд боялся загреметь? Глупости. Если он до сих пор с ней крутит, ему уже нечего бояться.
— Ну, со мной разводиться не хотел.
— Ой, ну хватит! — разозлился он. — Тебе самой не смешно? Да еще она, значит, похожа на тебя!
Этой Маше место в дурдоме!
— Ладно, я сама со всем этим разберусь, — пообещала она. — Только дай мне адрес Маши.
— В смысле — адрес отца? — С него разом слетел весь запал, он испуганно спросил:
— Ты что — хочешь туда сходить?!
— Да.
— Зачем?
— Поговорить. Не с отцом твоим, что ты так уставился! С нею.
— Мало тебе глупостей?
— Мало. Пока их мало, все действительно выглядит глупо. Но когда их будет много, я что-то сумею понять.
— Ишь, как ты стала рассуждать! — Он встал, открыл ящик письменного стола, отряхнул ладони о штаны:
— Черт, сколько пыли… Где-то тут был адрес… Мне Игорь написал…
Ей казалось, что он нарочно затягивает поиски, что ему не хочется давать ей этот адрес. Но она его не торопила. После обеда в ресторанчике ей почему-то стало казаться, что все не так ужасно. Она невольно улыбнулась, вспоминая Женю, свое падение под лай немецкой овчарки, шикарный букет, баранину с томатами и рассказ о квартирной воровке. С букетом она и задержалась так долго — пришлось сбегать домой и поставить цветы в воду, уже после того, как они с Женей распрощались у метро. Тащиться с цветами к Саше и отвечать на его вопросы она не хотела. Она вспомнила, как Женя несколько раз повторил: «Я тебе позвоню». Было видно, что он не уверен, все ли сделал для того, чтобы его простили, а как это проверить — понятия не имеет. В конце концов она сказала, что уже поздно, махнула ему букетом и пошла в сторону своего дома, не оглядываясь, но чувствуя, что он смотрит
— Эй, мать!
Она вздрогнула. Саша протягивал ей стертую до дыр бумажку:
— Адрес папаши. Перепиши, и осторожно, а то бумага прямо в руках рвется.
Она старательно переписала адрес и телефон, и решила, что с этого момента будет действовать вместе с Женей. Если кто-то и найдет эту загадочную близняшку — любовницу Игоря, — то только он. «Во-первых, это настоящий мужик, — сказала про себя Анжелика. — Уж он-то с ней разберется. И за себя, и за меня… Синяки-то мне достались из-за нее! А во-вторых… Ну, во-вторых, Саша мне просто надоел!»
— О чем ты думаешь? — раздраженно спросил он. — Где ты?
— Здесь, — встрепенулась она, поворачиваясь к нему. — Думаю о Маше.
— Какой идиотизм… — пробурчал он. — Приготовь что-нибудь горячее, будь добра.
— Долго это будет продолжаться? — Девушка указала на Лену. — Она так нуждается в том, чтобы ты сидел рядом? Можешь сам приготовить себе обед. Ты не ухаживаешь за ней, ничего для нее не делаешь. Она прекрасно полежит одна.
— Делай, что сказали!
— А ты не указывай! — довольно независимо ответила она. — И вообще, хватит на меня орать.
Тебе самому скоро нужен будет психиатр.
— Иди на кухню!
Анжелика обреченно встала, заглянула в пакеты и выругалась про себя: «Черт! Ну когда я научусь говорить „нет!“. Все на мне ездят, сколько я себя помню… Эта сволочь не имеет никакого права заставлять меня стряпать…» Но тем не менее подняла пакеты и отправилась на кухню.
Анжелика не стала мудрить с обедом. Кинула в воду пару сарделек, сунула в кипяток полпачки спагетти и уселась за стол с сигаретой. В комнате было тихо, на плите мерно булькала кипящая вода, дымок от сигареты струился к потолку… И именно из-за этой тишины крик, раздавшийся в комнате, прозвучал особенно ужасно. Она уронила сигарету на пол, торопливо раздавила ее ногой и бросилась туда.
— Сволочи… Сволочи… — Лена уже не кричала — прижатая к постели руками мужа, она шипела одно и то же, колотясь затылком о подушку:
— Сволочи, сволочи…
— Что с ней?!
— Помоги!
Саша с трудом удерживал жену, та била по постели ногами, запутавшимися в простыне, крутилась во все стороны, пытаясь освободиться от его хватки. Анжелика остановилась в растерянности, не зная, что делать. Саша сверкнул на нее глазами:
— Держи за ноги!
Анжелика робко схватила Лену за правую щиколотку, но та так наподдала ногой, что Анжелика сразу отскочила. Еще немного — и к ее синякам прибавился бы еще один.
— Сядь ей на ноги, дура! — закричал Саша.
— Что?!
— Идиотка, сядь ей на ноги!
Анжелика не могла себе представить — как это можно — взять и сесть кому-то на ноги без согласия этого человека.. С трудом переломив себя, она все же примерилась и уселась, как требовал Саша. Почувствовав тяжесть на ступнях, Лена вдруг перестала биться и тихонько, жутко завыла. Глаза у нее были закрыты, из-под воспаленных век непрерывно текла странная влага, такая обильная, что ее трудно было принять за слезы. Ручейки растекались по всему ее лицу — по щекам, по вискам, даже по лбу. Из растрескавшихся губ доносился монотонный вой.