Зачет по выживаемости
Шрифт:
Неправильно, когда говорят, что в такие моменты душа уходит в пятки. Никуда она не уходит — отделяется от тела и еще некоторое время находится рядом с тобой. Чуть сзади и правее. И ты словно видишь себя со стороны. Очень острое чувство — пронзительное. И продолжалось оно не дольше пяти секунд.
Неожиданно дерево на краю обрыва, за которое тварь ухватилась хвостом, начало крениться: подмытые речным потоком, корни не выдержали. Обламывая ветви, ствол рухнул на край водопада, переломился с оглушительным треском, верхняя часть вместе с камнями
Если нам повезло, потому что речной поток вынес нас к центру водопада и внизу мы упали в глубокую промоину, то чудовище спускалось по самому краю, где вода разбивалась о ступенчатые гранитные скосы. Голова кошмарной многоножки попала под валун, рухнувший вместе с деревом. Кр-ракх! Ствол опять раскололся, застряв среди валунов. Из раскрытой пасти брызнула кровь, перемешанная с пенистой слюной. Течение подхватило безжизненное тело, как огромную полосатую водоросль, и потащило вниз по реке мимо нас, обдав волной запаха гнилой рыбы.
Некоторое время мы молчали, не в силах двинуться с места. От пережитого ужаса и изнеможения подкашивались ноги, и я с трудом смог удержаться, чтобы не сесть тут же в воду и не зарыдать. Рыцарь духа.
— Еще одна такая встреча, Васич, и нам с тобой конец, — пробормотал Алексей. — Всякому везению есть предел.
Я нащупал оберег у себя под комбинезоном — маленький теплый кусочек земного металла чуть пониже ямки между ключицами. «Это тебе зачтется», — сказала Женевьева.
— Что молчишь?
— Пошли.
Прошел дождь. Перебравшись через плавни, мы снова углубились в джунгли. Часа через два крейсерского хода стало заметно, что местность постепенно повышается. Маленькие болотца-змеючники, которые мы старались обходить стороной, встречались все реже и реже. Подлесок, состоявший в основном из растений, похожих на земные папоротники и хвощи, сменился редким кустарником, что рос между серыми пирамидальными стволами, возносившими кроны на высоту метров сорока. Алексей окрестил их термитниками. Они действительно напоминали бледные термитники. Сходство усиливалось из-за полчищ многоногих термитов не термитов, муравьев не муравьев, сновавших по ним вверх-вниз.
Солнце, невидимое за облаками и густыми кронами, постепенно клонилось к западу: лес темнел.
Мы пересекли неглубокий ручей, проломились через густые заросли колючего кустарника и вдруг оказались на дороге. Старое бетонное шоссе. Сквозь щели в плотно уложенных плитах пробивались пучки травы. Стелящиеся ветви лиан покрывали некоторые участки дороги сплошным ковром.
Минуту или две мы стояли, молча глядя друг на друга, на шоссе, не в силах сказать ни слова. Наконец Алексей отдышался. Глаза его в тени нависающих крон, казалось, слегка опалесцировали.
— Есть! — Алексей ударил кулаком в раскрытую ладонь. — Дошли, Васич. — Класс! Дошли! Слышишь?! Все!
Он опустился
— Нет, не зря все это.
— Не зря. Вставай.
— Дошли… — Взгляд Алексея был устремлен куда-то вверх мимо меня. Я стоял над ним и смотрел на него сверху вниз, а он смотрел куда-то мимо моего лица, и взгляд его блуждал то ли по кронам, то ли по низким клубящимся облакам.
— Все-таки есть правда на этом свете.
Я огляделся. Справа в метрах трехстах шоссе делало поворот, а за поворотом виднелся… забор, высокий решетчатый забор, оплетенный лианами и потому почти незаметный на фоне пятнистой лесной зелени.
Губы Алексея чуть слышно шевелились.
— Не зря. Слышишь… Устал.
— Забор, — сказал я.
— Что?
— Забор, — повторил я. — Вставай.
Алексей вскочил на колени. Переход был разительный. Переход типа суббота, вечер — понедельник, утро: мгновение назад расслабленный рот и бесцельный блуждающий взгляд счастливого кретина, и вдруг словно после снежка в лицо… Несколько секунд он, не отрываясь, вглядывался за поворот шоссе.
— Если это не мираж, Васич, — голос у него был совершенно ясный и трезвый, без малейшего драматизма, — нам просто несказанно, фантастически повезло. Просто два туза в прикупе.
— Так не бывает, — сказал я.
— Что? Два туза? Бывает и три.
— Шулер, — сказал я.
— И все три козырные. Это, не иначе, тот самый особняк.
Алексей, согнувшись, вдруг со всей силы ударил кулаком по бетонному покрытию.
— Мираж?! — закричал он — Черта с два! Судьба не бывает шулером! Просто так легла карта. Фарт это называется! Слышал такое слово? Фарт!
— Слышал, — сказал я.
— А если кто из вас, господа, — он впился глазами мне в переносицу, — смеет обвинять меня…
— Что, к барьеру? — спросил я.
Алексей, прищурившись, смерил меня взглядом а-ля Сирано де Бержерак, прикидывающим, как без лишних хлопот разделаться с наглецом коронным фамильным ударом. При этом он все так же продолжал стоять на коленях. И в этот момент сзади, совсем недалеко, опять раздался протяжный вой. Алексей вскочил как ужаленный.
— Дьявольщина!
Я резко оглянулся и едва не упал: голова пошла кругом. Ч-черт, как плохо. Только этого не хватало.
— Бежим! — закричал Алексей. — Чего ты ждешь?!
Мы рванули к повороту шоссе, за которым открылся ажурный забор с решетчатыми воротами, тоже оплетенными лианами. Несомненно, лет уже сто до них никто не дотрагивался. За воротами, полускрытый стволами бледных термитников, выросших прямо посреди двора, темнел кирпичный двухэтажный коттедж с покатой замшелой крышей.
— Туда!
Мы уже подбегали к воротам, когда нарастающий трескучий звук за спиной, похожий на шум крыльев гигантской стрекозы, заставил меня оглянуться. Алексей тоже оглянулся и закричал что-то нечленораздельное.