Зачет по выживаемости
Шрифт:
— И что, ты хочешь сказать, что он не рискнул бы этим ради жизни единственного внука?
Гриша Чумаков пожал плечами.
— Кто были те люди, о которых ты говорил? Ты их видел?
— Гриша, ты не ответил на мой вопрос.
— О деде?
— Да.
— Отвечу. Скажи сначала ты.
— Смотри, Гриша, ты обещал.
— Говори. Ты их видел?
— Да, — Юра кивнул, — видел. И могу голову дать на отсечение, что это не параллельная зачетная группа и не прошлогодние зачетники, и вообще они не могут иметь никакого отношения к зачету, потому что женщины от выпускного зачета по выживаемости всегда
— Женщины?
— Или ты хоть раз слышал о другом? Хоть раз были исключения?
— Это были женщины?
— Уж поверь мне, я смогу отличить…
— Ну, понятно, — пробормотал Гриша. Некоторое время он молчал, потом обнаружил, что грызет ноготь на мизинце. Ноготь был грязный, полуоторванный, когда он цеплялся за уступы на вертикальной стене. Только сейчас Гриша обратил внимание на свои руки. Кисти были исцарапаны, пальцы в мелких занозах. «Это когда я хватался за лианы». Гриша представил, как на его месте могла бы оказаться девчонка из выпускной группы, ну, например, та же Ленка Галактионова, но представлялось как-то слабо. Хотя Ленка, безусловно, была боевой девчонкой. Чего только стоили ее пять раундов, которые она продержалась на спор с прошлогодним призером в стиле до-шин-кан Игорем Поперечным по прозвищу Железный Дровосек. Да, если б раундов было побольше, Игорь, в конце концов, зарубил бы одним из своих коронных ударов гибкого и подвижного, как капелька ртути, противника, но вообразить Ленку на вертикальной стене, в течение четырех часов карабкающуюся навстречу ливню и стремительно наступающим сумеркам или катапультирующуюся из обреченной «Совы», не очень-то получалось.
— Женщины во все времена освобождались от зачета, — пробормотал Гриша. — Всем девчонкам, которые заканчивали Европейские Астрошколы, в конце пятого курса автоматически присваивалось звание пилотов-стажеров. И так, насколько я знаю, и в других школах.
Помолчали. Пять лет учебы в Днепропетровской Астрошколе девушки наравне с ребятами обучались всем премудростям науки выживать. В любых условиях, несмотря ни на что. Но для девчонок это был, скорее, теоретический курс. Часов практики по выживаемости у девушек было гораздо меньше. Ни о каких антарктических полигонах девчонки слыхом не слыхивали, разве кто-то из парней мог им ненароком похвастаться. Весь цикл по выживаемости для девушек заканчивался на последнем курсе в апреле где-нибудь в отрогах Альп, где инструктора у них принимали пеший маршрут, а для ребят Альпы становились лишь предварительным этапом выпускного зачета. И уж совсем дико было предположить, что девчонок ни с того ни с сего вдруг, несмотря на многолетнюю отработанную методу преподавания, попытались забросить за сто световых лет.
— Ну? — сказал Юра.
Гриша очнулся.
— Я вот чего не могу понять, Заяц. Ведь ты был смертельно напуган, когда встретил меня в тамбуре. До такой степени, что готов был продырявить мне живот из бластера. А ведь ты отнюдь, прости меня, не трус.
Юра опустил глаза.
— А как бы ты чувствовал, если бы на тебя вдруг с дерева, — Юра запнулся… — Не знаю, возможно, в темноте они приняли меня за кого-то другого.
— За кого это?
— Понятия не имею.
— И что же произошло?
Юра покусал губу.
— Их было двое? Трое?
Юра Заяц наклонил голову, и стало заметно,
— Видал?
— Чем это тебя?
— Можешь потрогать.
Гриша Чумаков осторожно раздвинул у Юры волосы на макушке.
— Ого…
— Ну, что там?
Некоторое время Гриша рассматривал неровные вывернутые края рубленой раны, опасаясь, что вот сейчас в глубине увидит желтоватую поверхность черепной кости, но, слава богу, ничего подобного не увидел.
— Тебе надо немедленно обработать рану. Сыворотка, антибиотик, хотя бы самая элементарная обработка. Пару швов надо наложить. Да парой тут и не обойдешься, пожалуй.
— Кость цела?
— Вроде бы.
— Успеется.
— С таким нельзя шутить, может быть заражение.
Юра словно и не услышал.
— Я вот о чем думаю: вряд ли экипаж «Сент-Мартена» был одним из последних в своем выпуске. — Юра перехватил Гришин взгляд. — Элементарная логика подсказывает. А ведь они даже не долетели до планеты.
Гриша задумался.
— Я, кажется, понял. Ты имеешь в виду по сравнению с нами? Но никто из курсантов не знает суммы набранных очков по выживаемости на предварительных этапах. Заканчивают они пятый курс первым номером или сороковым…
— Нет, не скажи, — возразил Юра. — Официальный рейтинг курсантов, конечно, держится в секрете, но всегда можно более пли менее точно сказать, кто есть кто.
— И что?
— Поверь мне, Гриша, что элементарная логика подсказывает, и я могу это подтвердить десятком фактов, что наша пятерка если и не самая первая в рейтинге восемьдесят девятого года, то одна из первых. Возрази, если это не так.
— И что из этого следует? Мне кажется, мы сейчас говорим о совершенных глупостях. Тебе рану надо зашить.
— Я не знаю, что из этого следует, но хочу узнать! Мы все силы положили, чтобы добраться до планеты, на которой нет зачетного звездоскафа. Нету! Зато есть колония одичавших землян и древний межзвездный транспортник. Это не может быть просто так!
— Твоя логика зашла в тупик. Давай, Заяц, я тебе лучше рану сейчас обработаю.
Юра пропустил это мимо ушей. Глаза его снова приобрели лихорадочный блеск.
— Слушай, Гриша, или ты сейчас же вспомнишь все, что касается твоего деда, о чем вы беседовали с ним перед зачетом, на что он просил обратить внимание во время сдачи…
— Или что?
— Гриша, ты обещал.
— Да, обещал, но мы не встречались с дедом перед зачетом! Последний раз мы виделись с ним на рождественских каникулах перед новым восемьдесят девятым годом.
— И о чем вы разговаривали с ним?
— О совершенно посторонних вещах. Пустяках…
Юрины губы искривил хищный оскал.
— И ни слова об Астрошколе?
Гриша подумал.
— Говорили о наступающем Рождестве, о последних успехах клоновой генетики, обсуждали некоторых преподавателей.