Загадка Таля. Второе я Петросяна
Шрифт:
Словом, в матч-реванше Таль потерпел поражение не только на шахматной доске — он не выдержал вторичного столкновения с Ботвинником, прежде всего как с личностью. Характер, выдержка, проникновение в психологию соперника — во всем этом Ботвинник оказался на этот раз сильнее…
Что ж, в конце концов, трагедии во всем этом не было. Талю, когда он «сдавал дела» Ботвиннику, не исполнилось еще и двадцати пяти лет. Все случившееся можно было воспринять как жестокий, но, может быть, необходимый урок. Не случайно на закрытии матча Таль выслушал немало ободряющих слов, в первую очередь от самого Ботвинника:
«Прежде всего, в чем сила Михаила Таля? Во-первых, Таль очень работоспособен за доской, и поэтому он сильный практик. Когда противник невнимателен, Таль незамедлительно использует просчет, в борьбе происходит перелом, при этом обычно растерявшийся партнер допускает новый промах, и результат партии оказывается уже определенным.
Во-вторых, Таль артистически разыгрывает позиции с фигурной борьбой, когда пешки слабо ограничивают действия фигур или даже способствуют фигурной борьбе. И здесь дело не в расчете вариантов, а в том, что Таль, вероятно интуитивно, находит правильный план игры в подобных позициях. В этом, по-моему, состоят сильные стороны таланта Таля.
Естественно, что я должен был соответственно себя подготовить или, выражаясь языком современной математики, „запрограммировать“…
…Думаю, что Таль не „программировал“ себя специально к матчу, и в этом основа его неудачи. Важность подготовки, на мой взгляд, — главный вывод, который можно сделать из матч-реванша.
Тем не менее следует признать, что появление Таля на шахматном горизонте уже сыграло и, несомненно, сыграет большую роль. Он заставил и заставит своих партнеров стать хорошими практиками и „программистами“, иначе с ним не справиться. А если Михаил Таль сам станет хорошим „программистом“, то, может быть, с ним вообще нельзя будет справиться…»
В этих словах и вскрыты причины поражения Таля и дан очень точный совет — помнить о важности подготовки, уметь «программировать» себя. Совет тем более полезный, что Талю было с кого брать пример. Когда Ботвинник вернул себе титул чемпиона мира, мать Таля послала ему такую телеграмму: «Вы остались верны себе. Восхищена, но не удивлена. Буду счастлива, если мой Миша-маленький пойдет по стопам Михаила-большого…»
При всем том, что Таль выступлением в матч-реванше изрядно разочаровал своих почитателей, его поражение не было воспринято как поражение интуитивного стиля. Таль оказался несостоятельным в триумфе. Таль, но не его стиль. Теперь, когда он, привыкший прежде только выигрывать, так существенно пополнил свой шахматный и жизненный опыт и, казалось бы, понял, как важно «программировать» себя, — теперь он мог начать все сначала.
— Мы, советские шахматисты, не потеряли веру в Михаила Таля, — сказал на том же закрытии матча один из выступавших. — Мы убеждены, что он сделает правильные выводы из преподанного ему урока и порадует нас новым спортивным и творческим подъемом…
Словом, повторяю, ничего трагического не произошло. Но история шахмат смотрит на такие события по-своему. Если некто, будь он и необычайно талантлив, не выдерживает психологического искуса, какому судьба подвергает каждого чемпиона мира, если он не может без потерь пройти сквозь медные трубы, второго удобного случая он почему-то уже не получает. Подобно опять-таки Смыслову, Таль, проиграв матч-реванш Ботвиннику, что-то при этом потерял, в чем-то стал другим, словно в нем сломалась какая-то скрытая пружинка. Он играл в роли экс-чемпиона, казалось бы, с тем же вдохновением, мало того, стал более мудрым, его стиль, не потеряв своей самобытности, стал чуть более совершенным, но что-то — может быть, так необходимый ему безудержный оптимизм, способность без страха бросаться в омут — было Талем потеряно безвозвратно. А без этого оптимизма, без отчаянной удали Таль не мог быть самим собой. Словом, «ракета из Риги» прошла свой апогей и начала входить в слои земной атмосферы…
ГОДЫ РАЗОЧАРОВАНИЙ
И НАДЕЖД
К поражению в матч-реванше Таль отнесся спокойно. Прежде всего, Таль не мог не понимать того, что понимали все: он получил по заслугам. Его теория по поводу того, что можно не уделять большого внимания дебютной подготовке, сохраняя зато свежую голову, была полностью развенчана, а надежды на пятый час игры не только не оправдались, но обошлись с ним самым вероломным образом: напряжения на пятом часу игры не выдерживал (во многом из-за того, что должен был подолгу задумываться уже в дебюте) именно он, Таль.
Таль не очень расстраивался еще и по той простой причине, что отчасти из-за своего беззаботного характера вообще редко огорчался. Кроме того, он твердо верил в то, что добьется права на третий матч, а уж тут-то он не позволил бы себе ослушаться советов Ботвинника, тем более что статья «Анализ или импровизация?» дополнительно его подогрела.
Помогало Талю проглотить горькую пилюлю и чувство юмора. Когда Таля во время публичных выступлений (а он не прятался от болельщиков) спрашивали, чем объяснить такое резкое различие в ходе борьбы между первым и вторым матчами, Таль с серьезным видом ссылался на то, что во время первого матча номер, в котором они жили, помещался прямо над номером Ботвинника, а Кобленц перед каждой партией пел неаполитанские песни — на Ботвинника это действовало… Добродушный Кобленц, который на самом деле поет довольно недурно, прощал Талю эту шутку.
Мы знаем, что третьему матчу Таля с Ботвинником не суждено было осуществиться. Но тогда, после своего грандиозного поражения, Таль был захвачен стремлением доказать шахматному миру, что он, Таль, только проявил легкомыслие, но вовсе не утратил своей силы. Между прочим, так оно в действительности и было. И это подтвердил очень сильный турнир, который состоялся осенью того же года в Бледе. Помимо Кереса, Петросяна, Геллера там участвовали Фишер, Глигорич, Найдорф, Олафссон, Ивков, Портиш, то есть почти все сильнейшие шахматисты Запада (Ларсен тогда еще в «компанию сильнейших» не входил).
Таль играл в Бледе с азартом, с упоением. Как отмечали комментаторы, его стиль, пройдя «обработку» Ботвинника, стал чуть более разносторонним. Сам Таль считал, что Ботвинник многому научил его, в частности умению анализировать отложенные позиции. Но в целом Таль остался, конечно же, самим собой.
Это сказалось уже и в том, что Таль, как обычно, начал с поражения, проиграв во втором туре своему главному конкуренту — Фишеру (партия первого тура — с Ивковым была отложена). Проиграл обидно, сделав в дебюте не тот ход, который записал. Стратегически партия была проиграна после шести ходов, хотя Таль еще долго сопротивлялся.
После этой неудачи Таль играл, однако, как ни в чем не бывало и к тринадцатому туру настиг Фишера, затем обошел его и в итоге опередил на очко, заняв первое место.
Победа Таля была воспринята как должное — Таль играл в своем лучшем стиле. Но большое впечатление оставила и игра Фишера, который не только оказался вторым, но и во встречах с четырьмя советскими гроссмейстерами набрал три с половиной очка. Таль решил про себя, что с Фишером придется теперь считаться, как с одним из наиболее опасных соперников. Но судьбе было угодно, чтобы и с Фишером Талю фактически не пришлось соперничать в борьбе за первенство мира. Ибо там, где они затем встретились — в турнире претендентов на острове Кюрасао — ни Таль, ни Фишер не выступали в роли фаворитов, а в дальнейшем их пути разошлись…