Загадка Таля. Второе я Петросяна
Шрифт:
Да, жаль, что Таль пренебрежительно относится к своему здоровью, его в этом смысле нельзя считать достойным подражания образцом. Но разве не прекрасно, что, перенеся, к примеру, три тяжелейшие операции на почках, Таль оставался самим собой, сохраняя оптимизм и чувство юмора до, после операции и даже чуть ли не во время самой операции? Разве не прекрасно, что он никогда не ноет, не жалуется на свои недуги, и здесь оставаясь таким же мужественным, как и за шахматной доской?
Не будем в обиде на Таля за то, что ему не хватило характера и он не усидел на шахматном троне. Куда важнее, что Таль омолодил древнюю игру. Куда важнее, что Таль с его необычным подходом к шахматной борьбе задал своим современникам загадку, решение которой позволило многим шахматистам преодолеть рабски почтительное отношение к своду шахматных законов, ощутить творческую раскованность, освободиться от цепкого влияния рутины, стереотипного мышления.
Простим же бывшему чемпиону мира те огорчения, которые он нам доставлял, и будем вечно благодарны ему за все то, еще не вполне оцененное, что он сделал для горячо любимого им шахматного искусства, за то, что не только в пору триумфа, но и в трудные годы болезней и неудач он хотя и уступил раз-другой «проклятому благоразумию», остался все же верен себе, своему гордому бесстрашному стилю.
ВТОРОЕ «Я» ПЕТРОСЯНА
Когда после долгой, изнурительной битвы на острове Кюрасао — этом древнем прибежище корсаров и морских разбойников — объявился наконец очередной соперник тогдашнего чемпиона Михаила Ботвинника, шахматный мир проявил известную сдержанность.
Было немало обстоятельств, которые способствовали этому. Ну хотя бы не очень эффектный, не очень убедительный характер победы. Тигран Петросян отнюдь не показал себя на Кюрасао шахматным пиратом: со своими ближайшими конкурентами — Паулем Кересом и Ефимом Геллером он все восемь партий закончил вничью да и обогнал их всего на пол-очка. Вспомним, для сравнения, что предыдущий соперник Ботвинника, Михаил Таль, опередил Кереса в турнире претендентов 1959 года на полтора очка и занявшего третье место Петросяна — на четыре с половиной!
А стиль Петросяна? Да, конечно, очень надежный, очень прочный, устойчивый. Но разве в самой этой характеристике, такой, казалось бы, лестной, разве нет в ней уязвимых мест? Разве не свидетельствует она, что очень часто именно стиль Петросяна, а не его соперников подвергается испытанию на прочность? Стало быть, Петросян лучше отражает удары, чем наносит?
Те, кто так рассуждал, упускали, разумеется, из виду, что Петросян при удобном случае готов завязать и смертельный бой, только — что правда, то правда — нередко он «удобные» случаи считал для себя неудобными.
Шахматной публике приходилось не по вкусу и миролюбие Петросяна. В турнире претендентов 1956 года он закончил вничью тринадцать партий из восемнадцати, в 1959 году — семнадцать из двадцати восьми и в 1962-м — девятнадцать из двадцати семи. Многовато, ничего не скажешь, особенно для последнего турнира, где он стал победителем.
Итак, повторяю, было немало обстоятельств, которые побуждали шахматный мир сдержанно отнестись к великолепному успеху Петросяна на Кюрасао. Тем более что до начала соревнования лишь в очень редких прогнозах упоминалось имя Петросяна в качестве победителя. Как писал один обозреватель, «никто не сомневался, что Петросян добьется хорошего результата, но немногие верили в его победу».
Однако самые проницательные, самые мудрые понимали истинный смысл того, что произошло на Кюрасао. Победа Петросяна не могла быть случайной: в шахматах случайностей не бывает. Пусть ненамного, пусть всего на пол-очка, но Петросян все же опередил конкурентов. Еще важнее было другое: соперником чемпиона мира стал шахматист, который по самому своему духу, по самой своей сути был словно создан именно для матчевой борьбы.
Петросяну труднее добраться до матча, чем вести самый матч, — таков был парадокс! Потому что все те качества Петросяна — осторожность, благоразумие, готовность заключить дело миром, — которые в турнирах часто мешали ему подняться выше третьего-четвертого места, в матче неожиданно приобретали совсем иное значение. Несколько ничьих в турнире могут отодвинуть, даже отбросить назад, совершенно вычеркнуть участника из списка лидеров, но ничьи в матче не меняют ничего! Значит, можно не идти на ненужный риск, не ломать себя, свои шахматные привычки, значит, можно вести борьбу в своей излюбленной манере, отбивая один натиск, другой, чтобы затем, терпеливо дождавшись своего часа, броситься на противника в действительно удобный для него, Петросяна, момент. Вот где особенно годилась его стойкость, вот где неоценимой становилась его «непотопляемость», вот где незаменимую роль играло его непревзойденное искусство защиты.
В статье после Кюрасао гроссмейстер Александр Толуш, подчеркнув ровность успехов претендента, затем отмечал, что «лишь стиль игры Петросяна не совсем удовлетворял широкие круги любителей шахмат, предпочитающих острую комбинационную игру. Но, как когда-то говорил М. Ботвинник, важен не стиль, а сила игры». Здесь все правильно, хотя стоит вспомнить, что именно стиль Петросяна вызвал особое уважение Ботвинника, который задолго до Кюрасао увидел в своем будущем сопернике шахматиста не только огромной практической силы, но и своеобразного, глубокого, очень трудного для противников стиля.
«Практическая выгода стиля Петросяна, основанного на своеобразном и тонком понимании позиции, — писал Ботвинник, — состоит в том, что по мере накопления опыта он становился все опаснее для своих партнеров, и его превосходство в понимании позиции — постоянно действующий, а не случайный фактор. Когда-то должен был он дать о себе знать…»
По мере накопления опыта Петросян стал настолько опасным для своих партнеров, что добился права играть матч на первенство мира. В этом матче, как известно, Петросян не только полностью подтвердил правоту слов Ботвинника, но и доказал, что шахматная корона попала в руки бойца, для которого матчевый поединок — родная стихия.
Матч с Борисом Спасским, состоявшийся три года спустя, вновь засвидетельствовал колоссальную силу Петросяна. Впервые за тридцать два года (с момента единоборства Алехина с Боголюбовым) матч на первенство мира выиграл чемпион, а не претендент. А ведь на стороне Спасского было семь лет разницы в возрасте, была уверенность в себе, питавшаяся не только прогнозами большинства знатоков, но главным образом сокрушительными победами в матчах с Кересом, Геллером и Талем! Петросян превзошел соперника, помимо всего прочего, и в искусстве сложной тактической борьбы, продемонстрировав готовность пойти на острейшую игру.
Вот, оказывается, какого чемпиона получил недоверчивый шахматный мир. Вот какого оригинального, глубокого, тонкого шахматиста — осторожного и в то же время решительного, миролюбивого и вместе с тем агрессивного, терпимого к ничьим, но и неуступчивого, умеющего в нужный момент вырвать необходимое очко…
ВЕРЮ ТОЛЬКО
В «ПРАВИЛЬНУЮ» ИГРУ
Все мальчики любят игры. Так или иначе, все игры в конце концов сводятся к одному из вариантов казаков-разбойников. Этот мальчик любил игры особенные — шашки, нарды, турецкие шашки. Игры, в которых надо мыслить. В доме отца, дворника Тбилисского Дома офицеров, часто собирались старики армяне — посудачить о том, о сем, а потом поиграть в нарды или в шашки. Для старого Вартана не было большего удовольствия, чем наблюдать, как маленький Тигранчик побеждает одного бывалого противника за другим.