Загадка Таля. Второе я Петросяна
Шрифт:
«Наряду с различиями, — писал затем Эйве, — стиль Ботвинника и Петросяна показывает известное сходство. И Ботвинник, и Петросян ценят солидную игру; только Ботвинник перемещает центр тяжести в область тактики, а Петросян — в область стратегии».
Это последнее утверждение Эйве было очень любопытным и имело прямое отношение к вопросу — как играть? Оно не совсем увязывалось с традиционной точкой зрения, гласившей, что Ботвинник менее уверенно чувствует себя в тактической борьбе.
Даже сам чемпион не опровергал этого мнения. В книге, посвященной матч-реваншу со Смысловым, Ботвинник в комментариях
Это мнение так прочно владело умами, что перед матчем многие крупнейшие авторитеты, в том числе, например, Таль и Корчной, высказывали предположение, что претенденту выгодно будет несколько изменить свой стиль и играть острее, рискованнее, чем обычно.
Незадолго до матча Таль заявил в интервью:
— Мне кажется, что конфликт между пробивной силой Ботвинника и непробиваемостью Петросяна станет одной из важнейших проблем матча.
В том же интервью Таль высказывал предположение, что Петросян столкнется с необходимостью играть несколько не в своем стиле. Поэтому не исключено, что полотно шахматного художника Петросяна образца 1963 года не будет репродукцией с его партий последних десяти лет.
— Конечно, — резонно продолжал далее Таль, — одно дело — высказывать подобные предположения, и совсем другое — их осуществлять. Стиль так же трудно менять, как и характер, особенно перед самым ответственным в жизни соревнованием…
Собственно, уже в этих словах можно найти объяснение того, почему Петросян не стал вносить перед матчем какие-либо изменения в свой стиль. Было и еще несколько причин, хотя хватило бы вполне и этой одной.
Петросян ведь вообще не любил менять что-либо в своей игре. И если он и наступал иногда на горло собственной песне, то лишь в тех случаях, когда песня эта не удовлетворяла не только слушателей, но и, прежде всего, его самого. И чего ради должен он ставить себя в сложные, непривычные условия именно теперь, когда его стиль полностью оправдал себя и позволил ему стать претендентом?
Да и, откровенно говоря, Петросян довольно скептически относился к общепринятой оценке комбинационных способностей чемпиона мира. То, что Ботвинник открыто признавался в «слабости комбинационного зрения», Петросяна не успокаивало, а только настораживало. Смыслов и Таль попались на эту удочку, они делали ставку именно на «старую болезнь» Ботвинника, а чем это кончилось?
Нет, Эйве, пожалуй, ближе всех к истине, и поэтому — никаких иллюзий, никакого самообольщения по поводу тактической слабости соперника. А раз так, значит, остается одно — играть «по позиции», то есть играть «по Петросяну», играть так, как он умеет, как он любит, как он привык.
Все это было по меньшей мере логично. И все это было, одобрено его новым тренером — гроссмейстером Исааком Болеславским. С этим спокойным, даже несколько флегматичным человеком Тигран ездил вместе еще на турнир претендентов 1959 года. Сам в недалеком прошлом один из претендентов на мировое первенство, шахматист универсального стиля, Болеславский пришелся по душе Петросяну своей невозмутимостью, спокойствием,
Итак, принципиально важное решение было принято. Петросян при этом исходил из убежденности, что в разыгрывании простых, стратегически ясных позиций и даже в эндшпиле он не уступал чемпиону мира. Кроме того, Петросян верил в свое искусство защиты. Поэтому, скажем, в игре черными он по совету своего дебютного консультанта гроссмейстера Алексея Суэтина остановил свой выбор на принятом ферзевом гамбите.
Это было рискованно, так как дебют этот дает белым свободную и даже инициативную игру, с одним, однако, непременным условием: начинать решительные действия надо сразу, без промедления, иначе черные успеют упростить позицию, и тогда скажется слабость изолированной пешки в центре (а выигрывать изолированные пешки Петросян умел уже в юные годы).
Правда, Ботвинник выиграл немало партий с изолированной центральной пешкой, но это было в молодости, теперь же он не охотник спешить, торопливость ему не по нутру, он любит обстоятельно подготовить штурм. Стало быть, после окончания дебюта и перед началом наступления белых образуется своего рода пауза, которую черные постараются обратить в свою пользу. Подобную же стратегию с учетом психологических факторов Петросян наметил и в игре белыми.
Итак, выражаясь словами самого Ботвинника, Петросян тщательно «запрограммировал» себя для тяжелой борьбы с чемпионом мира. При этом он учитывал и обстоятельства чисто шахматного характера, и психологические моменты, и разницу в возрасте. На этот раз чемпиону встретился соперник, который не уступал ему в тщательности подготовки и, давая сигнал к бою, был уверен в том, что у каждой его пешки начищены все пуговицы на мундире.
Перед началом матча Петросян с любопытством перечитал все, что писали его коллеги по поводу предстоящего поединка. Его приятно удивила сдержанность в прогнозах… Это был хороший признак: если бы шансы Ботвинника расценивались намного выше, это в той или иной форме дало бы себя почувствовать.
В одном, правда, все эксперты отдавали предпочтение Ботвиннику — в опыте матчевой борьбы.
Петросян, конечно же, обладал огромным опытом, не зря Флор перед матчем назвал его «самым опытным турнирным практиком современности». Но в области матчевой борьбы Петросян был, как ни странно, новичком, в то время как Ботвинник сам говорил о себе, что он сейчас больше шахматист матчевый. Действительно, матчей только на первенство мира он сыграл шесть, что составляет сто тридцать пять партий, даже если не считать матч-турнира 1948 года, где Ботвинник, по существу, сыграл четыре маленьких матча по пять партий.
Опыт матчевой борьбы, бесспорно, давал Ботвиннику известное преимущество. Но меньшее, чем можно было ожидать. Дело в том, что и Петросян, несмотря на все свои турнирные успехи последних лет, был тоже шахматистом матчевым. Но если Ботвинник стал таковым больше, так сказать, в силу необходимости, то Петросян был словно рожден для матчевой борьбы.
Возьмите хотя бы его поразительное умение заранее чувствовать опасность, которое позволяет ему почти не проигрывать, — правда, ценой большого количества ничьих, что в матче не имеет значения.