Загадка третьей мили

Декстер Колин

У него было огромное желание выпить теперь обжигающего горячего чаю и съесть намазанную маслом лепешку в прохладной комнате отдыха привокзальной гостиницы, но он не решился, боясь выдать себя. Его всего трясло, на лбу выступил холодный пот. Лучше было вернуться к себе и затаиться, вот тогда можно будет сказать себе, что то самое дело, которого он так страшился, теперь выполнено и что, возможно, он справился со своей задачей блестяще.

Перейдя через Пред-Стрит, он направился вниз, до конца Спринг-Стрит, и вскоре уже оказался в маленькой гостинице. Место за конторкой было пустым, он подошел к доске, снял с крючка свой ключ от комнаты номер 16

и поднялся по лестнице. Несмотря на то, что он жил в этой гостинице уже много дней, ему, как всегда, не сразу удалось открыть дверь. Он долго орудовал ключом в замочной скважине, наконец тот повернулся, и он вошел в маленькую, но аккуратно обставленную комнатку. Тут он снял свой пиджак, повесил его на спинку единственной кровати, вытер лоб чистым белым платком, который достал из старинного гардероба, и почувствовал огромное облегчение от того, что теперь ему уже ничто не угрожает в этом временном убежище. Библия Гедеона в темном переплете по-прежнему лежала на столике около кровати; окно, как он и оставил его, было слегка приоткрыто. За ним виднелась пожарная лестница, которая вела вниз, во двор гостиницы. Вэстерби с удовлетворением посмотрел на нее, как на возможный путь к отступлению. Обернувшись, он увидел, что дверь ванной комнаты тоже открыта, и он с удовольствием подумал о том, что чуть позже пойдет и примет холодный, освежающий душ.

Он прилег ненадолго на кровать, прямо поверх покрывала, пребывая в каком-то удивительном, приподнятом настроении. Он был горд тем, что не спасовал перед лицом опасности, и радовался тому, что все уже позади. Такое же состояние он испытывал когда-то в детстве, и ему было странно и жалко, что он смог пережить его снова только теперь, когда жизнь его была уже на исходе... Он закрыл глаза, и ему почти удалось направить свои мысли в нейтральное, безопасное русло...

Но не прошло и минуты, как он в панике подскочил на кровати. Прямо над ним кто-то стоял, и этот кто-то произнес: «Добрый день», — и ничего больше.

— Вы! Вы!

Не веря своим глазам, он смотрел перед собой в ужасе и изумлении, и если бы кто-то попытался определить, чего было больше, какая из этих эмоций преобладала, то, скорее, это было изумление. И в ту же минуту, несмотря на то, что он прямо-таки вжался в покрывало, упаковочный шпагат глубоко врезался в его шею, и вскоре его бессвязная речь и хрип начали становиться все тише и тише, пока не затихли совсем. Так умер Джордж Вэстерби, который еще недавно был ученым и старшим преподавателем Лонсдейл-колледжа Оксфордского университета.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Суббота, 2 августа

Британцам свойственно жаловаться на работу железных дорог. В данном случае для таких жалоб есть некоторое основание.

На следующий день без десяти десять утра хорошенькая служащая за конторкой привокзальной гостиницы подняла голову, чтобы взять ключ от комнаты.

— Доброе утро, мистер Смит!

Он кивнул и ответил своей особой кривоватой улыбкой. С тех пор как он поселился здесь, она почти всегда дежурила по утрам и приветствовала его, сидя на своем месте. Часто она дежурила и в вечерние часы, и тогда именно она принимала его заказ на ранний утренний чай и на газету «Таймс».

— Сегодня я уезжаю и хотел бы заплатить по счету. Пожалуйста, приготовьте мне его, если вам нетрудно.

Он сел в одно из кресел прямо напротив конторки и глубоко вздохнул. Сегодня он провел еще одну ужасную ночь, проваливаясь временами в забытье. Но спустя какое-то время он снова просыпался, поднимался и искал свою голубую пижаму, поскольку весь был в холодном поту. Всю ночь

его терзала мучительная головная боль, словно какой-то дьявол заколачивал гвозди в его череп. Заснул он только после того, как выпил около семи часов чаю, да и то ненадолго. Он проснулся в начале десятого, голова у него болела тупой, но этот раз вполне терпимой болью. Несколько минут он лежал почти счастливый на синей смятой, влажной от пота подушке. Но вскоре новый поток мыслей хлынул в его голову, и его глазные яблоки нервно задвигались под закрытыми веками. Наконец одна мысль возобладала над всеми остальными, и он принял решение.

— Мистер Смит! Мистер Смит! — донесся до него голос служащей, и он поднялся, чтобы оплатить счет. Иногда (и он хорошо это знал) его сознание могло сыграть с ним злую шутку, поэтому он решил подстраховаться и теперь отсчитал заранее приготовленную сумму крупными купюрами.

Он покинул привокзальную гостиницу и направился к билетной кассе. Там в течение долгого времени он стоял перед расписанием на стене, но так ничего и не смог прочесть. Перед глазами у него все расплывалось, потом белые буквы на черном фоне и вовсе слились в какое-то неразборчивое пятно, вызвав головокружение.

В некоторой растерянности он подошел к ближайшей билетной кассе.

— Вы не могли бы мне сказать, когда отправляется ближайший поезд до Оксфорда?

— В половине одиннадцатого, поезд отходит с девятой платформы. Но вам придется...

— Спасибо.

Поезд был уже на платформе, и он вошел в пустое купе первого класса, аккуратно положил свой билет в бумажник и откинул голову назад...

Полчаса спустя поезд резко затормозил, и он выглянул в окно: Рединг. В купе по-прежнему никого не было, и он снова откинулся назад и закрыл свои усталые глаза. Уже недолго... скоро он будет на месте!

Через тридцать пять минут его снова разбудил какой-то толчок.

— Билеты, пожалуйста.

Он был горд тем, что без труда нашел свой билет, но голова у него снова раскалывалась от боли.

— Это ваш билет, сэр?

— Да. А что?

— Боюсь, что вы едете не в том направлении. Мы только что проехали Дидкот. Вы едете в сторону Свиндона.

— Что? Я что-то не пойму, как это может быть?

— Вам нужно было пересесть в Дидкоте на оксфордский поезд. Вы, должно быть, проспали.

— Но мне нужно именно в Оксфорд. Мне нужно в Оксфорд.

— Ничем не можем вам помочь, сэр. Теперь вам придется ехать до Свиндона, а оттуда обратным поездом...

— Но дело не терпит отлагательств!

— Я же вам уже объяснил, теперь вам придется ехать до самого Свиндона.

Кондуктор прокомпостировал билет и вернул его пассажиру.

— Никакой доплаты не нужно, сэр, не беспокойтесь. Совершенно ясно, что это просто ошибка.

Потом, как ему показалось, у него началась бесконечная, безумная агония. Низко опустив голову к коленям, он впился зубами в свои мизинцы, чтобы хоть как-то удержать власть над своим сознанием, которое бесконтрольно соскальзывало в пропасть.

Спустя некоторое время поезд остановился, на этот раз более мягко.

Он был рад, что смог подняться со своего места и теперь твердо стоит на ногах, и он почувствовал себя гораздо спокойнее. Он вынул из кармана брюк промокший от пота платок, взял из багажной сетки свой портфель, открыл дверь вагона и... шагнул в никуда. Он упал на острые камни небольшой насыпи сбоку от рельсов и теперь лежал, испытывая боль и глубокое недоумение. В то же время он вдруг почувствовал, что ему необыкновенно удобно лежать там, показалось даже, что можно наконец и поспать. Солнце ярко горело на чистом голубом небосводе, и его голова — слава Богу! — была свободна от боли.