Загадка XIV века
Шрифт:
Решив сразу захватить Комин, они взялись за оружие, развернули знамена и пошли боевым строем на глазах страшно взволнованного коннетабля, у которого «от страха за них кровь закипела в жилах». «Ах, святой Ив, святой Георгий, пресвятая Дева Мария, что я там вижу? Ха, Роан! Ха, Бомануар! Ха, Рошфор, Мальтруа, Лаваль! — кричал де Клиссон, называя каждое замеченное им знамя. — Что я вижу? Я вижу цвет нашей армии! Лучше бы мне умереть, чем увидеть это… Какой же я после этого коннетабль Франции, если без моего совета вы пустились в этакую авантюру? Если падете, всю вину возложат на меня, скажут, что это я вас туда послал». Он заявил, что все, кто хочет, должны присоединиться к армии на другом берегу, и приказал немедленно починить мост. С наступлением темноты командир фламандцев велел прекратить сражение, и французы остановились по той же причине. На холодном ветру, в грязи, под дождем, стекавшим по шлемам, они провели
Когда король въехал в Комин, богатые буржуа Ипра и соседних городов прогнали наместников Артевельде и прислали к французам своих представителей. Стоя на коленях перед Карлом VI, двенадцать богатых нобилей Ипра предложили королю их город в обмен на мирную сдачу. Королю приятно было получить сорок тысяч франков. Малин, Кассель, Дюнкерк и девять других городов последовали этому примеру и выплатили шестьдесят тысяч франков. Хотя условия сдачи должны были избавить города от разграбления, бретонцев было не остановить. Они не стали обременять себя мехами, тканями и сосудами, а дешево продали награбленное имущество жителям Лилля и Турне, «себе оставили только серебро и золото». Бизнес, словно шакал, бежал вслед за войной.
В Генте Филипп ван Артевельде призвал под свои знамена каждого мужчину, способного носить оружие; он заверял солдат, что они победят французского короля и завоюют независимость Фландрии. Несколько месяцев его посланники уламывали Англию, но посулы таковыми и остались: обещанные корабли с английскими солдатами не пришли. Впрочем, у Артевельде имелся другой союзник — близилась зима. Если они сумеют укрепиться и приготовятся к обороне, остальное можно предоставить зиме и скудости снабжения в эту пору года. Однако угроза заговора, который могли учинить сторонники графа Фландрского, чтобы вернуть Брюгге французам, заставила Артевельде действовать, хотя он по-прежнему удерживал в заложниках знатных горожан Брюгге. Возможно, им двигал не страх, а самоуверенность, а может, он просто неверно рассчитал.
Собрали армию, насчитывавшую «сорок или пятьдесят тысяч» (на самом деле фламандцев было меньше двадцати тысяч). Они вооружились дубинами и палками с металлическими наконечниками и большими ножами за поясом; возглавляли армию девять тысяч гентцев, на них Филипп в основном и полагался. Они несли знамена своих городов и гильдий и двинулись на юг, навстречу противнику. Разведчики донесли французам о приближении фламандцев, и королевская армия заняла позицию между горой и городом Рузбек, в нескольких милях от Пашендаля, где в 1916 году произойдет еще одно кровопролитие. Людовик Мальский, будучи сторонником Урбана, вынужден был удерживать свой отряд от участия в бою, поскольку он не мог воевать плечом к плечу с еретиками и раскольниками. Шел дождь, было холодно, и армия с нетерпением ожидала начала боя, «ибо им было очень неуютно в такую погоду».
На военном совете накануне сражения было принято удивительное решение: Клиссон должен уйти в отставку в день битвы, его заменит де Куси. Клиссон страшно разволновался, говорил, что армия сочтет его трусом, а потому умолял короля отменить решение. Озадаченный мальчик долго молчал, а потом согласился: «Ибо вы понимаете в ратном деле лучше меня и тех, кто предложил это».
О причине такого предложения хроники не сообщают; единственное объяснение — это тревожное настроение Клиссона при переправе через Лис. Такая тревога для человека, который, не моргнув глазом, срубил пятнадцать голов, свидетельствовала о необычном напряжении. Поэтому товарищи Клиссона и обратились к де Куси: они посчитали его человеком, способным заменить коннетабля в ответственный момент. Победа или поражение в противостоянии другим рыцарям кардинально ничего не меняла, но в этом бою нобили чувствовали угрозу своему сословию. Это чувство
Накануне сражения Артевельде высказывался за оборону и советовал не двигаться, а противостоять врагу. У него было преимущество в диспозиции: войско стояло на холме, и он считал, что французы, испытывая нетерпение, поведут себя опрометчиво, а может даже, и вовсе повернут назад. Предложение Артевельде было отвергнуто, поскольку люди пребывали в приподнятом настроении: гордились своей победой над графом в Брюгге и рвались в бой. Приняв решение, Артевельде приказал армии не давать пощады и не брать пленников, кроме короля, «ведь он всего лишь ребенок, который делает то, что ему прикажут. Мы отвезем его в Гент и научим говорить по-фламандски». Тактика была проста — держаться сомкнутым строем, скопом, «чтобы никто вас не разъединил», и даже сцепиться руками. Фламандцы должны были обрушить на врага ливень стрел и ядер, как в Брюгге, а потом, двигаясь плечом к плечу, сломать линию французов массой и сплоченностью рядов.
В ночь перед боем фламандские стражники доносили о криках и звоне оружия из французского лагеря, словно бы противник готовился к ночному нападению. Кое-кто подумал, что «бесы пляшут на месте боя в ожидании большой добычи».
Двадцать девятого ноября 1382 года две армии двинулись навстречу друг другу сквозь туман, «такой густой, что казалось, будто утро еще не наступило». Французы шли пешими, оставив лошадей позади, и прежде такая тактика была им несвойственна; они двигались молча, без боевых криков, приглядываясь к темной массе, двигавшейся навстречу. Спускаясь с холма сомкнутым строем, с поднятыми кверху кольями, фламандцы напоминали движущийся лес. Они открыли огонь из луков и ядер, затем опустили колья и устремились вперед, словно разъяренные кабаны. Французы полагались на королевский отряд под командованием коннетабля, он должен был удерживать центр, в то время как два более сильных фланга — одним командовали Бурбон и де Куси — должны были взять врага в «клещи». Под напором фламандского строя французский центр попятился, и отряд Бурбона и де Куси оказался блокированным.
«Послушайте, кузен, — крикнул Бурбон (как сообщает его биограф), — мы не можем атаковать врага иначе, как сквозь ряды нашего коннетабля!»
«Монсеньор, вы правы, — ответил де Куси; он, как и всегда, принимал решение на месте. — Мне кажется, что надо идти вперед, мы поднимемся на холм и устроим хорошую драчку, если Господь попустит».
«Милый кузен, это хороший совет», — согласился Бурбон. И так, как свидетельствует военная история XIV века, они поднялись на холм и напали на соперника сзади, забросав его дождем копий, рубя топорами и мечами. «Тот, кто видел сира де Куси, вломившегося в строй фламандцев, рубящего направо и налево, никогда не забудет храброго рыцаря». Во время передышки, которую обеспечила эта атака, отряд коннетабля перестроился и вернулся в бой вместе с другим флангом. Тяжелые топоры и булавы рубили фламандские шлемы с таким громким шумом, «словно все оружейники Парижа и Брюсселя заработали одновременно». Фламандцев прижали друг к другу еще теснее, их внутренние ряды не могли поднять рук с оружием, было трудно кричать и даже дышать.
Французские копья и топоры беспрепятственно уничтожали сомкнутые ряды тел, многие лишились шлемов и кирас, мертвые падали друг на друга. Французские пехотинцы, пролезая между рыцарями, приканчивали упавших фламандцев ножами, «без всякой жалости, словно это были собаки». Отряд Бурбона и де Куси напал на задние ряды противника, и фламандцы, побросав оружие, обратились в бегство. Филипп ван Артевельде, бившийся в передних рядах, попытался остановить их, но с его позиции сделать это было невозможно. Ему не хватало твердости Черного принца при Пуатье, который управлял битвой с холма. Толпа понесла его назад, и Артевельде был затоптан своими же солдатами, как и знаменосец, а также женщина по имени Большая Марго.
Бурбон и де Куси вскочили на лошадей и повели свой отряд в погоню за беглецами; в ожесточенной схватке они выгнали три тысячи фламандцев из леса, где те собирались держать оборону. Произошел полный разгром. Пока отряд преследовал и убивал противника и гнался за ним до Кортрейна, де Куси и Бурбон прискакали назад, в Рузбек. Король «радостно их встретил и вознес хвалу Господу за победу, которую Он подарил». Сражение окончилось через два часа. Много фламандцев погибло от давки, многие тысячи пали от французского оружия, так что «земля пропиталась кровью». Число убитых казалось фантастическим, во фламандской армии мало кто уцелел. Тела убитых оставили на пищу собакам и воронам, и несколько дней зловоние на поле боя было непереносимым.