Загадка XIV века
Шрифт:
Университет продолжил свою кампанию. Правителям и другим университетам шли письма, адресатов призывали настаивать на отставке обоих пап. Доктора теологии верхом объезжали города и провинции и убеждали народ в пагубности раскола. Они обвиняли церковь в коррупции и получили результат, которого не ожидали: люди потребовали реформ. Французский король направил послов к королю Англии и к герцогам Германии, призывая к общей уступке, и получил всеобщее согласие, не имевшее, однако, практического следствия. Бенедикт XIII не поддавался давлению. В последующие тридцать лет, несмотря на непослушание французов, на осаду Авиньона, на то, что кардиналы его покинули, несмотря на соперничество трех других пап, он так и не покинул свой пост. Он удалился в испанскую крепость, где и скончался в возрасте 94 лет, не сложив с себя полномочий.
Неожиданно
Ричарду II не было пользы от того, что он окрестил «невыносимой войной»: в отличие от большинства англичан, он не испытывал никакой вражды к Франции. Напротив, он восхищался этой страной, мечтал встретиться с ее королем. Он жаждал заключить мир, чтобы сосредоточиться на противостоянии с внутренними врагами. Ричард правил в соответствии с конституцией в течение семи лет, с тех пор, как с ним жестоко обошлись «лорды-обвинители», однако его властная натура, еще более проявившая себя во время унижения, требовала абсолютной монархии и подчинения врагов. Королевская власть может развратить или улучшить человека, но в XIV веке она, похоже, имела один результат; ответственность подействовала благоприятно лишь на Карла V — это был воистину мудрый правитель. Ричард был подвержен частой смене настроения, натура у него была деспотичная, эмоциональная, и он был агрессивен, если не физически, то словесно. Его жена, Анна Богемская, сестра Венцеслава, скончалась в 1394 году, и Ричард в отчаянии приказал снести королевское поместье Шин, потому что там умерла жена. На ее похоронах он почувствовал себя оскорбленным поведением лорда Арундела, одного из «лордов-обвинителей». Король схватил посох и одним ударом свалил обидчика на землю.
Анна, его ровесница, обладала чудесным характером, и о ней, в отличие от ее несчастного брата, в хрониках имеются лишь самые доброжелательные отзывы. Ее смерть, возможно, уничтожила некие моральные ограничения в характере Ричарда; к тому же она оставила мужа без наследника. Для продолжения рода желателен был второй брак, но выбор шестилетней девочки, подтверждения брака с которой надо следовало ждать еще шесть лет, показывает, что обретение наследника не являлось для Ричарда первостепенной задачей. Он хотел примирения с Францией, чтобы эта страна поспособствовала ему в его противоборстве с английскими «боровами». Ричард проинструктировал послов: они должны заручиться поддержкой французского короля, а также его дядюшек и брата и помочь Ричарду в борьбе с любым из его подданных.
Вряд ли такую просьбу одного короля другому можно считать нормальной, особенно если вспомнить, что совсем недавно они были врагами. Ричарду оставалось два года до абсолютной монархии, до убийства Глостера, до казни Арундела, до ссылки Норфолка и Генри Ланкастера и до серии провокаций, ставших в последующие два года причиной того, что он потерял корону, а потом и жизнь. Современные историки предполагают, что в последние годы Ричард страдал от душевной болезни, но это — современный взгляд на дурное правление, свойственное правителям XIV века, на их неспособность справляться со своими порывами.
Ричард правил во времена все возраставшего напряжения, которое не уменьшилось после крестьянской революции. Банды рыцарей и лучников по-прежнему сеяли беспорядки, тяжелые налоги вызывали постоянные жалобы. Социальная угроза, не менее, чем религиозная, объединяла корону и церковь: дни единения Иоанна Гентского с Уиклифом прошли, и на высокие трибуны взгромоздились лолларды. В 1394–1395 годах они неожиданно разразились пламенной петицией — «Двенадцать умозаключений и истин о реформе святой церкви в Англии».
При поддержке нескольких членов нижней палаты, в том числе неугомонного сэра Ричарда Стери и другого рыцаря, состоявших в Тайном совете, лолларды подали в парламент написанную по-английски петицию о двенадцати реформах и представили ее на правах билля. Одновременно лолларды повесили свое воззвание на дверях собора Святого Павла и Вестминстерского аббатства. Этот документ отражал мнение людей, разочарованных церковью позднего средневековья; народ хотел верить, но его вере мешали материализм и идолопоклонство. Это были те же положения, о которых говорил Уиклиф, начиная с двух, самых опасных для церкви и священства: секуляризация церковной собственности и отрицание таинства пресуществления. Среди других пунктов, перечисленных в списке, лолларды ратовали за отмену безбрачия священников, поскольку это вело к нарушениям — ведь женщины «по природе своей слабы и несовершенны», что чревато многими ужасными грехами. Лолларды осуждали экзорцизм и освящение физических объектов, поскольку это не что иное, как плутовство, сходное с черной магией; они выступали против паломничества к деревянным и каменным изображениям, считая его разновидностью идолопоклонства. Десятый пункт положения был новым — отрицание права на убийство. Лолларды утверждали, что убийство в бою или по решению суда противоречит Новому Завету.
Епископы так встревожились из-за «Двенадцати умозаключений», что призвали Ричарда из Ирландии, где на тот момент монарх подавлял новые бунты. Король, разгневавшись, пригрозил уничтожить сэра Ричарда Стери и «предать его самой непотребной смерти», если когда-либо он нарушит данную им клятву. «Двенадцать умозаключений», однако, правитель уничтожить не мог. Идеология лоллардов нашла отклик у свиты Анны Богемской, и через этих людей идеи Уиклифа соприкоснулись с воззрениями Яна Гуса.
Слухи о сватовстве Ричарда дошли до Авиньона, и не всем это предложение понравилось. Филипп де Мезьер очень его приветствовал, поскольку оно отвечало интересам крестового похода, доволен был и герцог Бургундский: он считал, что это пойдет на пользу торговле. Однако враждебность второй половины столетия рассеять было не так легко. Герцоги Беррийский и Орлеанский возражали, и когда предложение выдвинули для обсуждения в совете, несколько человек выступили против него. Они заявили, что в отсутствие мирного договора между государствами брак выглядит странно. Если бы де Куси не был на тот момент в Италии, он, скорее всего, разделил бы это мнение. Инцидент, случившийся в том же году, показывает, что де Куси старался поддерживать официальные отношения между врагами даже во время перемирия. Когда Фруассар, готовившийся к поездке в Англию, попросил у него рекомендательные письма к Ричарду и его дядям, де Куси отказался писать королю, «потому что он француз», хотя и дал Фруассару такое письмо для своей дочери Филиппы. Если даже письмо королю Англии он посчитал неполитичным, то брак француженки с английским королем, должно быть, представлялся ему попранием всего святого.
В совете канцлеру Арно де Корби рекомендовали принять предложение, поскольку брачные узы должны были укрепить позицию английского короля против военной партии его страны. Интересы мира были важнее всего. В июле тысяча двести французских аристократов выступили в качестве эскорта английского посольства. Англичане с маршалом Ноттингемом во главе приехали в Париж для переговоров. Было достигнуто соглашение по вопросу приданого Изабеллы — восемьдесят тысяч франков, но без земли, а по вопросу перемирия стороны договорились на двадцать восемь лет. Впервые продолжительность перемирия была столь длительной, что доказывало искренние намерения воюющих стран, по крайней мере со стороны переговорщиков.
Если французы, на чьей земле шла война, уже настрадались, то многие англичане, к примеру герцог Глостер, еще не навоевались. Им казалось, что их обманули, французы, дескать, зачеркнули все то, что зафиксировал договор в Бретиньи. Они хотели сатисфакции, а предлагаемый брак навсегда их ее лишал. Свободных рыцарей и йоменов по-прежнему привлекала война и добыча, которую они намеревались найти на континенте. Простолюдины, страдавшие от прерванной торговли и тяжких налогов, возможно, хотели мира, но и им не нравился брак с французской принцессой. Они боялись, что Ричард слишком много отдаст французам; шептались по поводу Кале и насчет малолетней королевской невесты, да и с наследником престола по-прежнему все было непонятно, а это многих огорчало.
Из-за популярности Глостера и его влияния на лондонцев Ричард не осмеливался заключать альянс без согласования с герцогом и его партией. Более года прошло в стараниях заполучить это согласие. Французы послали Робера Отшельника, чтобы тот от имени небес призвал к миру и рассказал англичанам об опасности, исходящей от турок. Отшельник узнал об этом, пока путешествовал по Сирии. Вряд ли провидцы могли произвести впечатление на Глостера, пусть даже Робер и путешествовал с семью лошадьми за счет французского короля. В разгар своего разглагольствования Отшельник предупредил: «Тот, кто выступает или выступит против мира, дорого заплатит за это, будь он жив или мертв». Глостер резко ему ответил: «А тебе это откуда известно?» Робер мог только сказать, что на него нашло «божественное откровение», и герцог отнесся к его словам с равнодушием. Он по-прежнему был настроен против мира и говорил, что проклинает и презирает французов.