Загадка женственности
Шрифт:
В самолете по пути в Чикаго, куда я летела, чтобы вежливо отказаться от поста президента Национальной организации женщин, чувствуя себя бессильной объявить открытую войну мужененавистницам и в то же время не соглашаясь быть с ними заодно, я вдруг поняла, что нужно делать. Накануне я получила письмо от женщины, напомнившей мне, что 26 августа 1970 года исполняется пятьдесят лет с тех пор, как была принята поправка к Конституции, дающая женщинам право голоса наравне с мужчинами. Необходима была акция в масштабах страны — например, демонстрация женщин с целью привлечения внимания к тому, что полное равенство еще не достигнуто: женщины хотят иметь равные с мужчинами возможности получения работы и образования, право на аборты, на детские учреждения, на участие в управлении государством. Такая акция смогла бы объединить всех женщин, даже тех, кто не имел никакого отношения к движению за эмансипацию (наша организация, имеющая теперь отделения по всей стране, насчитывала в 1970 году всего три тысячи членов
Мэр Линдсей разрешил нашей демонстрации пройти по Пятой авеню; в начале демонстрации мне запомнились копыта лошадей, с помощью которых конная полиция пыталась оттеснить нас к тротуару. Я оглядывалась, подпрыгивала, пытаясь увидеть, где кончается колонна. Я никогда не видела сразу так много женщин; колонне не было конца. Одной рукой я держала за руку мою дорогую Дороти Кень-он (судью, которая в свои восемьдесят два года настояла на том, чтобы идти вместе со всеми, вместо того чтобы ехать в предоставленной ей машине), другой — какую-то молодую девушку. Всем в передних рядах я велела взяться за руки. Мы заполнили улицу от края до края. Женщин было так много, что никто не мог нас остановить; никто даже и не пытался. Говорят, что с того времени, как женщины завоевали право голоса пятьдесят лет тому назад, это было самое крупное их выступление в масштабах страны (в котором приняли участие и сотни мужчин). Репортеры, ранее подсмеивавшиеся над нами и называвшие нас «плоскогрудыми», позднее писали, что они никогда не видели таких гордых, счастливых, красивых женщин, как на этой демонстрации. И правда, все женщины были прекрасны в тот день.
26 августа феминизм приобрел политическую окраску и стал привлекательным для гораздо большего числа женщин. Раньше нам казалось, что мы далеки от политики. Американские политики — правые, левые, центристы, республиканцы, демократы, отколовшиеся — определенно не интересовались проблемами женщин. В 1968 году я напрасно теряла время на съездах обеих партий, пытаясь убедить делегатов вставить в свои программы хоть одно слово о женщинах. Когда Юджин Маккарти, основной инициатор поправки о равных правах, объявил, что он собирается выставить свою кандидатуру на выборах президента, чтобы способствовать окончанию войны во Вьетнаме, я начала связывать борьбу женщин за равенство с мужчинами со своими политическими убеждениями. Я позвонила Бэле Абцуг и спросила, чем я могу помочь Маккарти. Но даже работавшие у него женщины не считали, что женский вопрос имеет политическое значение, а многие члены НОЖ осуждали меня за то, что я открыто участвую в предвыборной кампании Маккарти. В своем выступлении на съезде НОЖ в Чикаго в 1970 году я сказала, что долг всех женщин — бороться за окончание войны во Вьетнаме. Ни женщины, ни мужчины не должны поддаваться на провокацию и поддерживать грязную, аморальную войну; обязанность женщин, так же как и мужчин, — прекратить ее. Два года назад, в 1968 году, стоя перед отелем «Конрад Хилтон» в Чикаго на митинге демократов, я видела, как полиция избивала дубинками молодых людей, среди которых был и мой сын. И я поняла, что эти юноши, отказавшиеся демонстрировать свое мужество, сжигая напалмом вьетнамских и камбоджийских детей, преодолели миф о мужском предназначении, так же как мы — свой миф. Мы делали одно общее дело.
Летом 1970 года я начала сколачивать политическое ядро нашего движения; вскоре оно было настолько сильным, что мы смогли добиться избрания Бэлы Абцуг в Конгресс. Они с Глорией Штайнем присоединились к нашей демонстрации 26 августа. Женщины, которые раньше еще чего-то боялись, в тот день были с нами; и весь мир вдруг осознал, что женщины — это огромная политическая сила. Эту силу по-настоящему почувствовали летом 1972 года в Майами, когда женщины впервые сказали свое слово на съездах политических партий. Хотя неопытными политическими деятелями могли легко манипулировать Никсон, Макговерн и агенты Уотергейта, все-таки с их приходом политический климат изменился. Они добились от обеих партий обещаний внести необходимые женщинам пункты в свои программы. А Шир-ли Чишолм в предвыборной кампании демократов стояла до последнего. Я уверена, что в 1976 году и у республиканцев женщина будет баллотироваться если не на пост президента, то по крайней мере вице-президента.
Таким образом, первый этап революции, которую совершают женщины (а я теперь считаю движение женщин за равенство с мужчинами революцией), можно считать почти завершенным. Поправка о равных правах была принята без обсуждения обеими палатами Конгресса благодаря женскому политическому лобби. Основному противнику поправки, Эммануэлю Селлеру, пришлось уйти из Конгресса, уступив место одной из молодых женщин, которые теперь повсеместно пробиваются к управлению страной вместо того, чтобы листать справочник почтовых индексов на почте. По решению Верховного суда ни в одном штате теперь
Недавно меня попросили выступить с пропагандистскими лекциями в разных штатах перед специалистами — мужчинами, собиравшимися обучать женщин неженским профессиям: консультантов, помогающих учащимся в выборе предметов, священников, пилотов и даже банкиров. (Я также организовала первую женскую банковскую компанию, чтобы помочь женщинам осуществлять контроль за своими финансами и использовать свою экономическую власть). Государственный департамент признал, что женщин нельзя увольнять с дипломатической службы только потому, что они выходят замуж, а секретарши вправе отказаться на работе подавать кофе. Под влиянием женщин перестраивается здравоохранение, так как создаются центры здоровья, где они могут постоянно поддерживать хорошую физическую форму. На конференциях по психоанализу меня и других участниц движения просят заново определить понятия «женский» и «мужской». Женщин посвящают в сан священников, раввинов и дьяконов, хотя папа римский все еще считает, что они не могут проводить богослужения. А монахини, чей вселенский протест составляет немаловажную часть женской революции, задают вопрос: «Бог — это он или она?»
Женское движение вышло за пределы Америки. Меня просили помочь организовать группы в Италии, Бразилии, Мексике, Колумбии, Швеции, Франции, Израиле, Японии, Индии, даже в Чехословакии и других соцстранах. Я надеюсь, что в следующем году состоится первая Всемирная конференция феминисток, может быть, в Швеции.
Департамент переписи населения США сообщает о значительном сокращении рождаемости, которое я отношу на счет как противозачаточных средств, так и новых устремлений женщин. Женское движение теперь настолько сильно, что не боится открыто заявить об идеологических разногласиях: я думаю, что мои идеи о женской революции скоро будут преобладающими, а ненависть к мужчинам отойдет на задний план как нечто преходящее или даже как запланированная диверсия. Конечно, было бы наивным полагать, что силы, которым пришлось отступить под натиском женского движения, не попробуют взять реванш: во многих штатах пытаются помешать ратифицировать поправку о равных правах. В Теннесси пятьдесят лет назад компании по производству спиртных напитков потратили миллионы долларов, чтобы помешать- ратификации закона об избирательном праве для женщин. А сейчас кто финансирует кампанию против движения женщин за равные права с мужчинами? Я бы не назвала это заговором мужчин против женщин; скорее, это заговор тех, чья выгода и власть зависят от манипулирования страхами и бессильной яростью пассивных женщин. Но я верю, что женщины — последняя и самая многочисленная социальная группа в этой стране, борющаяся за право распоряжаться своей судьбой, — изменят саму природу политической власти в Америке.
За десять лет, прошедших после публикации «Загадки женственности», женское движение внесло изменения и в мою жизнь, такие же значительные и радостные, как в жизнь других женщин, которые рассказывают мне о себе. Я не могла продолжать раздваиваться: пропагандировать равенство, помогать обрести свободу и в то же время цепляться за брак, унижающий мое достоинство. Наконец я нашла мужество развестись в мае 1969 года. Теперь я чувствую себя менее одиноко, чем вдвоем с мужем. Я думаю, что следующей задачей женского движения должна стать кардинальная реформа института брака и развода.
Моя жизнь идет вперед: Эмили этой осенью поступила в Рэдклиффский университет, Дэниел учится в аспирантуре в Принстоне, а Джонатан пока ищет свой путь. Я проработала первый семестр приглашенным профессором социологии в Темплском университете, и у меня появилась собственная колонка в журнале «Макколлз». Я переехала на верхний этаж волшебного нью-йоркского небоскреба, наполненный свежим воздухом, с небосводом прямо над головой, видом на реку и мосты, перекинутые в будущее. Я организовала коммуну для женщин с неудавшимися браками, действующую по уик-эндам, — получилась огромная семья свободных людей, которые новые браки будут заключать совсем на другой основе.
Чем больше я становлюсь собой и чем больше энергии, поддержки и любви получаю от других женщин и отдаю им, тем яснее я ощущаю, как радостно любить мужчину. Я видела, с каким облегчением вздохнули женщины, когда мне удалось сформулировать то, что мучило и меня: даже добившись положения в обществе, равенства, политической власти, женщина не перестает хотеть любить и быть любимой, у нее продолжает болеть душа о детях. Если бы женское движение заставило меня вычеркнуть из жизни нежность, я бы отвернулась от него.