Загадки топонимики
Шрифт:
А затем, уже на нашей памяти, рыба эта случайно попала в руки ученой-англичанки мисс Лятимер. Она увидела в странном существе черты животного древнейших эпох и сообщила своим ученым друзьям. Захолустная рыба стала научной сенсацией и тотчас же получила имя. В европейских языках появилось новое слово — «лятимерия».
Да, конечно, слов у нас — конечное число. Но в любой миг к огромному конечному числу может быть прибавлено еще одно новое. И потенциально мир слов может расти без конца. Нет ни одного существенного для нашего рассудка предмета, который не мог бы быть назван словом. Ни одного из всей бесконечности вещей.
А теперь отнесем
Да, «мест» во вселенной невыразимое числом количество. Все вокруг — места: и этот двухметровой высоты пустой холмик и та лужица ржавой воды посреди пустыря. Ни у холмика, ни у лужицы нет имени до тех пор, пока они безразличны человеку.
Но вот на холмике поселяется «жихарь», землепашец, прибывший из соседней деревни, и холмик по его имени называется уже ХОРЕВА ГОРКА. Но вот у лужицы землемеры вкапывают в землю столб, на котором сходятся межи трех владений, и лужицу начинают звать ТРЕХЗЕМЕЛЬНЫЙ РЖАВНИК. Какие-то крестьяне поселяются на пустом месте за моховым болотом, и место их поселения, до того безымянное, становится деревней ЗАБОЛОТЬЕ… Советские геологи обнаруживают место алмазных россыпей в якутской тайге, и кусок таежной глуши получает имя МИРНЫЙ… И тысячу лет назад, и сегодня, и через сто лет длился, длится и будет продолжаться процесс наименования частей земной поверхности. Возникающие вновь имена будут заноситься в архивы людской устной и письменной памяти. Но, разумеется, они попадут в разные категории существенности.
Старая барыня Лизавета Анемподистовна любила, вынеся кресло, посидеть в тени березы на краю душистой лужайки. Почтительные племянники назвали лужайку Тети Лизин Лужок. Этот топоним оставался жить в памяти одного-двух поколений их потомков. Я, случайно вспомнив его, придал теперь ему некое искусственное «бессмертие». Но уж ни на какую карту, ни в какой самый подробный перечень имен псковских урочищ он, разумеется, никогда не мог попасть и не попал.
Не были никогда зарегистрированы официально ни упомянутая мною Молотовка, ни болотце Троста, ни сосновая рощица Дохлые Пустыри. Но, вполне возможно, и сейчас мальчишки и девчонки колхозных деревень МЕШКОВО, КОПАЧЕВО, ЮТКИНО, КОНЦЫ, идя купаться на ту же речку Локню, называют эти места теми же самыми, памятными мне с начала века, именами. Топонимами.
Гидроним Локня — иное дело. Я беру старый брокгаузовский энциклопедический словарь, том 34-й и нахожу в нем на странице 921 справку: «Локня, река Псковской губернии, левый приток Ловати». Беру 35-й том БСЭ и на карте Псковской области тоже вижу ее. Вот она вытекает из озера ЛОКНОВАТО, вот она впадает в Ловать за городом ХОЛМ…
Но на любой большой карте СССР в любом атласе вы моей родной реки уже не увидите. Или если ее голубая змейка и будет обозначена, надписи-названия при ней не окажется. Топонимы и гидронимы имеют свою иерархию важности, которая отражается на географических картах, в списках населенных пунктов, всюду и везде.
За пределами текста самых крупномасштабных карт остается многое, очень многое. Если взять даже карту, где один реальный километр будет превращен в целый сантиметр, то и на ней в одном квадратном сантиметре (километре на местности) мы сможем встретить в лучшем случае одно-два каких-нибудь названия. Это будут макротопонимы. А микротопонимы — названия малых объектов — останутся неуказанными. Между тем для топонимиста очень часто (и по многим причинам) именно они представляют собою особый интерес и имеют особое значение.
Так как же ответить на поставленный в начале главы вопрос: сколько всего их на свете?
На него так же невозможно дать однозначный ответ, как и на вопрос, сколько в русском языке всего слов.
Названия получают сегодня, как получали и века назад, все те географические места, которые имеют в глазах обитателей земли хоть какую-нибудь значимость.
В глухой сибирской тайге есть, несомненно, такие площади, куда никогда не ступала нога человеческая. На этих площадях имеются и овраги, и луговины, и источники, и малые ручьи, и броды через них, и омуты в их причудливом течении. Но для человека все они — ничто. У них нет названий.
И все же, как только первый зверолов проложит первую тропу, как только он поставит лесную избушку у этого бродка или возле того родничка, так родничок вдруг станет МАЛИНОВОЙ ВОДОЙ, а бродок — ФИЛИНЫМ БРОДОМ. И придут топографы и геологи, и вот уже безымянное озерко выглядит на карте ОЗЕРОМ ПЛЯШУЩИХ ХАРИУСОВ, а утес — УТЕСОМ ДЖЕКА ЛОНДОНА, и по неоглядному пространству тайги запестрели имена, имена, имена…
Каждый день к старым перечням топонимов прибавляется уж, наверное, не меньше чем одно новое название, а ведь если прибывает лишь одно в день, то в год их добавится 365. Чем быстрее протекает процесс освоения наших просторов, тем больше возникает новых имен, и топонимов, и гидронимов, и «оронимов» — названий гор. Обозначить их общую численность какой-либо определенной комбинацией цифр просто невозможно.
Сами судите, как же ошибался тот легкомысленный слушатель, который сказал мне: «Это все равно что предложить сосчитать, сколько звезд на небе».
Звезд на небе (подразумеваются видимые на небесном своде простым взглядом, человеческие, а не астрономические несчетные звезды) в два с половиной раза меньше, чем топонимов в одной Москве. Их в 4800 раз меньше, чем учтенных географических названий в маленькой Швеции. Их, по-видимому, в 250 тысяч раз меньше, чем топонимов в Советском Союзе, если считать, что численность имен мест в современных культурных странах прямо пропорциональна площади самих стран. А если включить в счет все до единого микротопонимы, то утрачивается даже самый критерий сравнения. Жалкая горсточка звезд небесных. Что значишь ты по сравнению с этим чудовищным множеством!
Множество это еще в очень малой мере изучено. А изучить его нужно, и по целому ряду весьма существенных причин.
Пассажир сел в такси. Водитель, покосившись на него, спросил, куда его доставить. Пассажир раскрыл было рот, но вдруг заколебался.
— Минуточку! — проговорил он, вытащил из кармана бумажку и по бумажке прочитал: — Проспект Мориса Тореза…
Тогда это название бывшего Старопарголовского проспекта в Ленинграде было еще внове.
— Не привыкли еще? — спросил водитель, давая газ.
— Да вот… — отозвался пассажир. — Помню, кто-то из видных деятелей Французской компартии, а кто именно — никак не могу сразу сообразить. Чуть было не сказал: проспект Марселя Кашена…
Таксист вдруг, совершенно неожиданно, расхохотался.
Пассажир поднял брови: ничего смешного! Шофер продолжал смеяться. Пообождав, пассажир счел нужным узнать, по какой причине такое веселье.
— Заячью Рощу вспомнил! — сквозь слезы проговорил водитель.