Загадочная история Бенджамина Баттона (сборник)
Шрифт:
– А вас как зовут, позвольте узнать?
– не отступался он, и она мгновенно включилась в игру.
– Онория Уэйлс, живу в Париже, улица Палатин.
– Одна или с мужем?
– Одна. Я не замужем.
Он указал на куклу.
– Но я вижу, у вас ребенок, мадам.
Обидеть куклу было выше сил, Онория прижала ее к груди и быстро нашлась:
– Верно, я была замужем, а теперь - нет. У меня муж умер.
Чарли поспешно задал другой вопрос:
– И как же зовут вашу девочку?
–
– Я так доволен, что у тебя успехи в школе.
– На третьем месте в этом месяце, - похвалилась она.
– Элси всего на восемнадцатом, по-моему...
– Элси была ее двоюродная сестра, - А Ричард и вовсе в хвосте.
– Нравятся они тебе, Ричард и Элси?
– Да, вполне. Ричард очень нравится, и она тоже ничего.
Он спросил осторожно, как бы между прочим:
– А тетя Марион и дядя Линкольн - из них кто больше?
– Наверно, дядя Линкольн все-таки.
С каждой минутой он все острее ощущал ее присутствие. Когда они входили, вслед им шелестело "...прелесть", и сейчас молчание за соседним столиком посвящено было ей, ее разглядывали открыто, словно цветок, который не способен чувствовать, что им любуются.
– Почему я живу не с тобой?
– внезапно спросила она, - Потому что мама умерла?
– Тебе полезно здесь пожить, подучишь французский как следует. Папе трудно было бы так хорошо за тобой смотреть.
– За мной больше не нужно особенно смотреть. Я все умею сама.
Они выходили из ресторана, как вдруг его окликнули двое, мужчина и женщина.
– Ба, Уэйлс собственной персоной!
– Лорейн, сколько лет... Здравствуй, Дунк.
Нежданные тени из прошлого - Дункан Шеффер, приятель и однокашник по колледжу, Лорейн Куолз, хорошенькая пепельная блондинка лет тридцати, из той компании, с чьей помощью в то бесшабашное времечко три года назад месяцы пролетали, как короткие дни.
– Муж в этом году приехать не мог, - ответила она на его вопрос.
– Вконец обнищали. Определил мне двести в месяц и пожелал истратить их наихудшим для себя образом... Девочка ваша?
– Может быть, вернешься, посидим?
– спросил Дункан.
– Рад бы, да не могу.
– Хорошо, что было чем отговориться. Как всегда, он не остался равнодушен к дразнящему, влекущему обаянию Лорейн, однако ритм его жизни был теперь иной.
– Тогда пообедаем вместе?
– спросила она.
– Если бы я был свободен. Вы мне оставьте ваш адрес, и я вам позвоню.
– Чарли, у меня подозрение, что вы трезвый, - осуждающе сказала она. Дунк, я, кроме шуток, подозреваю, что он трезв. Ущипните-ка его, и мы проверим.
Чарли показал глазами на Онорию. Они прыснули.
– Ты-то где живешь?
– недоверчиво спросил Дункан.
– Еще не знаю толком. Лучше все-таки я вам позвоню. Мы идем на утренник в театр "Ампир".
– Вот! Как раз то, что мне надо, - сказала Лорейн.
– Желаю смотреть клоунов, акробатов, жонглеров. Дунк, решено, чем заняться.
– У нас еще до этого есть дела, - сказал Чарли.
– Там, вероятно, увидимся.
– Ладно уж, сноб несчастный... До свидания, красивая девочка.
– До свидания.
Онория сделала вежливый книксен.
Как-то некстати эта встреча. Он им нравится, потому что он занят делом, твердо стоит на ногах - он сейчас сильней, чем они, оттого они льнут к нему, ища опору в его силе.
В театре Онория гордо отказалась сидеть на сложенном отцовском пальто. Она была уже личность, с собственными понятиями и правилами, и Чарли все сильней проникался желанием вложить в нее немножко себя, пока она не определилась окончательно. Тщетно было пытаться узнать ее близко за такой короткий срок.
После первого отделения, в фойе, где играла музыка, они столкнулись с Дунканом и Лорейн.
– Не выпьешь с нами?
– Давайте, только не у стойки. Сядем за стол.
– Ну, образцовый родитель.
Слушая рассеянно, что говорит Лорейн, Чарли смотрел, как глаза Онории покинули их столик, и с нежностью и печалью старался угадать, что-то они видят. Он перехватил ее взгляд, и она улыбнулась.
– Вкусный был лимонад, - сказала она.
Что это она такое сказала? Что он рассчитывал услышать? В такси, на обратном пути, он притянул ее к себе, и ее голова легла ему на грудь.
– Дочка, ты маму вспоминаешь когда-нибудь?
– Иногда вспоминаю, - небрежно отозвалась она.
– Мне хочется, чтобы ты ее не забывала. Есть у тебя ее карточка?
– Есть, по-моему. У тети Марион - наверняка есть. А почему ты хочешь, чтоб я ее не забывала?
– Она тебя очень любила.
– И я ее.
Они на минуту примолкли.
– Пап, я хочу уехать и жить с тобой, - сказала она вдруг.
У него забилось сердце, он мечтал, чтобы это случилось в точности так.
– Тебе разве худо живется?
– Нет, просто я тебя люблю больше всех. И ты меня больше, да? Раз мамы нету...
– Еще бы. Только тебе-то, милая, я не всегда буду нравиться больше всех. Вот вырастешь большая, встретишь какого-нибудь сверстника, выйдешь замуж и думать забудешь, что у тебя есть папа.
– Да, это правда, - безмятежно согласилась она.
Он не стал входить с нею в дом. В девять ему предстояло быть тут снова, хотелось вот таким, обновленным, нетронутым, сохранить себя для того, что он должен сказать.