Загадочная история Бенджамина Баттона (сборник)
Шрифт:
Она зажгла свет в детской и увидела, что Джули, постанывая, мечется в жару. Эвелин потрогала щеки девочки. Они горели огнем. Вскрикнув, она скользнула ладонью по руке Джули под одеяло и нащупала кисть. Хильда не ошиблась: большой палец распух до самого запястья. В центре опухоли багровела воспаленная ранка. «Заражение крови!» – в ужасе подумала она. Повязка сползла, и в ранку что-то попало. Она порезалась в три, а сейчас почти одиннадцать. Прошло восемь часов. Срок слишком короткий, чтобы усело начаться заражение крови. Она бросилась к телефону.
Доктора Мартина, жившего через
– Господи! – вскрикнула Эвелин и, упав на колени у кроватки, откинула волосы со лба Джули и стала их приглаживать. Потом ей пришло в голову, что надо согреть воду, она встала и направилась к двери, но зацепилась кружевом за кроватку и упала на четвереньки. Кое-как поднявшись, она рванула кружева. Кроватка качнулась и Джули застонала. Тогда уже более спокойно Эвелин непослушными пальцами нащупала складку спереди, сорвала всю отделку целиком и выбежала из комнаты.
В передней раздавался чей-то громкий голос, но, когда она начала спускаться по лестнице, он умолк и хлопнула входная дверь.
В гостиной она увидела Гарольда и Мильтона. Они были одни. Гарольд опирался на стул, лицо его было очень бледно, воротничок расстегнулся, нижняя губа отвисла.
– Что случилось?
Мильтон растерянно посмотрел на нее.
– Небольшое недоразумение.
Тут Гарольд увидел ее и с усилием выпрямился.
– Оскорблять моего родственника в моем доме! Нувориш проклятый... Оскорблять моего родственника...
– Том повздорил с Эйрном, и Гарольд вмешался, - объяснил Мильтон.
– Боже мой, Мильтон! – вскричала Эвелин. – Неужели ты ничего не мог сделать?
– Я пытался. Я...
– Джули заболела, – перебила она. – У нее заражение крови. Попробуй его уложить.
Гарольд посмотрел на нее.
– Джули... заболела?
Эвелин, не глядя на него, прошла через столовую, и внезапно ее охватил ужас: большая чаша все еще стояла на столе, на дне ее поблескивала лужица от растаявшего льда. С лестницы донеслись шаги – Мильтон помогал Гарольду подняться наверх, потом послышалось бормотание:
– Джули спит себе...
– Не пускай его в детскую! – крикнула она.
Дальше все смешалось в кошмаре. Доктор явился незадолго до полуночи и через полчаса вскрыл нарыв. Он ушел в два, дав ей адреса двух седелок и обещав вернуться в половине седьмого. У девочки действительно оказалось заражение крови.
В четыре, оставив у кроватки Хильду, Эвелин поднялась к себе, вся дрожа, стянула вечернее платье и ногой отшвырнула его в угол. Надев халат, она вернулась в детскую, а Хильду послала варить кофе.
Только в полдень она заставила себя заглянуть в комнату Гарольда. Он не спал и тоскливо глядел в потолок. Увидев его воспаленные мутные глаза, она задохнулась от ненависти и не могла вымолвить ни слова. С кровати донесся хриплый голос:
– Который час?
– Полдень.
– Я вел себя как последний дурак...
– Сейчас это не имеет значения, – перебила она. – У Джули заражение крови. Ей могут... – Слова душили ее. – Врач считает, что придется ампутировать кисть.
– Что?
– Она порезалась об... об эту чашу.
– Вечером?
– Да какая разница! – вскрикнула она. – У нее заражение крови, неужели ты не понимаешь?
Гарольд озадаченно посмотрел на нее и приподнялся.
– Я оденусь, – сказал он.
Гнев Эвелин угас, и огромная волна утомления и жалости к мужу нахлынула на нее. Ведь это было и его горе.
– Да, – сказала она устало. – Конечно.
IV
Если красота Эвелин в тридцать пять лет еще не хотела покидать ее, то затем, точно сразу приняв решение, она исчезла полностью. Морщинки, вначале едва заметные, внезапно залегли глубже, а руки, ноги и бедра быстро располнели. Ее манера сводить брови превратилась в выражение лица – они оставались сведенными, читала ли она, разговаривала или спала. Ей исполнилось сорок шесть лет.
Как часто бывает в семьях, чье благосостояние не укрепляется, а незаметно идет на убыль, отношения между ней и Гарольдом стали холодно-враждебными. В периоды затишья они были снисходительны друг к другу, словно к старым, поломанным стульям. Когда он болел, Эвелин даже беспокоилась и пыталась сохранять бодрость в гнетущем унынии жизни с неудачником, обманувшимся в своих надеждах.
Вечерний семейный бридж закончился, и Эвелин облегченно вздохнула. Сегодня она ошибалась чаще обычного, но ей было все равно. Зачем, зачем Айрин сказала, что служба в пехоте самая опасная? Письма не было уже три недели, и, хотя такое случалось не раз, Эвелин все же волновалась и не заметила, сколько вышло треф.
Гарольд поднялся наверх, а она вышла на крыльцо подышать свежим воздухом. Тротуары и газоны были залиты лунным светом, и, зевнув, она с улыбкой вспомнила один из романов своей юности, озаренный луной. Просто удивительно, как подумаешь, что тогда жизнь слагалась из ухаживаний и романов, а теперь только из тревог.
Прежде всего Джули. Ей исполнилось тринадцать, и последнее время она все больше стыдилась своего уродства и почти не выходила из комнаты, читая целые дни. Мысль о школе так пугала Джули, что Эвелин не решалась отпускать ее от себя, и та выросла под крылышком матери – жалкая, маленькая, с искусственной кистью, которую она обреченно прятала в кармане. Испугавшись, что дочь вообще перестанет владеть рукой, Эвелин пыталась научить ее пользоваться протезом. Но едва урок заканчивался, ручка вновь скрывалась в кармане. Если Эвелин настаивала, Джули послушно вынимала ее, делала несколько движений и опять прятала. Попробовали шить ей платье без карманов, но Джули целый месяц бродила по дому с таким потерянным видом, что Эвелин не выдержала и навсегда отказалась от подобных мер.