Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев
Шрифт:
На вышеозначенном престоле сидел его царское величество в кафтане, осыпанном всевозможными драгоценными камнями и вышитом крупным жемчугом. Корона, которая была на нем поверх черной собольей шапки, была покрыта крупными алмазами, так же как и золотой скипетр, который он, вероятно, ввиду его тяжести, по временам перекладывал из руки в руку. Перед троном его царского величества стояли четыре молодых и крепких князя, по двое с каждой стороны, в белых дамастовых кафтанах, в шапках из рысьего меха и белых сапогах; на груди у них крестообразно висели золотые цепи. Каждый держал на
Его царское величество только христианам дозволяет целовать ему руку, но отнюдь не турецким, персидским и татарским послам. Поссевино это мытье рук очень не нравится; он говорит: «Точно для искупления греха он умывает свои руки».
Барон поискал на столе записки Поссевино.Да, все правильно, Поссевинотак и написал:
«Великий князь всякий раз, как говорит с иностранными послами, при их уходе омывает руки в золотой чаше, стоящей на скамье у всех на виду, как бы совершая обряд очищения. Поэтому приближенные и прочие знатные люди, которые обычно в большом количестве здесь присутствуют, как нельзя больше укрепляются в своей отчужденности и отвращении к нам, христианам.
Хотя я и понимал, что нужно выждать, пока их умы созреют для благочестия, однако мне было очень трудно все это выносить. Впрочем, я надеюсь, что это не будет долго продолжаться, потому что другие христианские государи или станут упрекать московского князя в этом обычае, или совсем перестанут присылать к нему послов, пока он не откажется от этого позорного омовения».
Барон вспомнил, что за шестьдесят лет до Поссевино об этом же писал и Герберштейн:
«Около почетного места, на котором сидел государь Василий III, на скамье слева от него стоял таз с двумя рукомойниками, поверх которых было положено полотенце. Говорят, что, протягивая руку послу римской веры, государь считает, что подает ее человеку оскверненному и нечистому, а потому, отпустив его, тотчас моет руки».
Не надо отвлекаться, подумал Барон. Перестанут ли европейские государи присылать послов в Москву — это вопрос давно решенный. Поддельная наивность лукавого иезуита Поссевино тут не указ. Не перестанут.
Лучше снова взяться за записки Олеария:
«Итак, когда послы с должною почтительностью вошли, они сейчас же были поставлены против его царского величества, в десяти от него шагах. За ними стали их знатнейшие слуги, справа же два наших дворянина с верительными грамотами, которые все время держались в протянутых вверх руках. Великокняжеский переводчик Ганс Гельмес стал с левой стороны послов. После этого его царское величество сделал знак государственному канцлеру и велел сказать послам, что он жалует их — позволяет поцеловать ему руку. Когда они, один за другим, стали подходить, его царское величество взял скипетр в левую руку и предлагал каждому, с любезною улыбкою, правую свою руку: ее целовали, не трогая ее, однако, руками. Потом государственный канцлер сказал:
— Пусть господа послы сообщат, что им полагается.
Начал говорить посол Филипп Крузиус. Он принес его царскому величеству приветствие от его княжеской светлости, нашего милостивейшего князя и государя, с одновременным выражением соболезнования по поводу смерти патриарха: его-де княжеская светлость полагал, что Бог еще
Когда послы опять отступили назад, его царское величество снова подозвал знаком государственного канцлера и сказал, что ему отвечать послам. Канцлер от царского престола прошел пять шагов по направлению к послам и сказал:
— Великий государь царь и великий князь (и прочее) велит сказать тебе, послу Филиппу Крузиусу, и тебе, послу Оттону Брюггеману, что он вашего князя герцога Фридерика грамоту принял, велит ее перевести на русский язык и через бояр на нее дать ответ, герцогу же Фридерику он напишет в иное время.
Читая по записке титулы великого князя и его княжеской светлости, канцлер обнажал голову, а потом сейчас же снова надевал шапку. Позади послов была поставлена скамейка, покрытая ковром; на нее послы, по желанию его царского величества, должны были сесть. Потом канцлеру велено было сказать:
— Его царское величество жалует и знатнейших посольских слуг и гоф-юнкеров, дает им облобызать свою руку.
Когда это было сделано, его царское величество немного приподнялся на троне и сам спросил послов в таких словах:
— Князь Фридерик еще здоров? На это был дан ответ:
— Мы, слава Богу, оставили его княжескую светлость, при нашем отбытии, в добром здравии и благоденствии. Бог да пошлет его царскому величеству и его княжеской светлости и в дальнейшем здоровья и счастливого правления.
После этого выступил гофмейстер великого князя, прочел список княжеских подарков, которые тут же были внесены и держаны на виду, пока канцлер не кивнул, чтоб вновь вынесли. Затем канцлер продолжал говорить и сказал:
— Царь и великий князь всея России и государь и обладатель многих государств пожаловал господ послов, дал им говорить далее.
Послы после этого просили о тайной аудиенции».
На Кремлевской площади
Барон задумался и стал вспоминать: при аудиенциях все имело значение. Важен был разговор, если он удавался, с самим государем. Не менее важен был разговор и с его советниками. Но надо было уметь разбираться, с кем из окружения государя стоит завязывать дружбу, кто из ближних и дальних советников более влиятелен, а кто менее; кого можно перетянуть на свою сторону приятной беседой, кого — серебряным кубком или тонким Аликанте, налитым в этот кубок. Иностранцу трудно сразу разобраться, что за люди толпятся в Кремле и вокруг него. Случалось, что молодые, предприимчивые сотрудники посольств, вроде Витсена, умевшего незамеченным проникать сквозь закрытые двери, многое видели в Кремле и иногда, благодаря этим наблюдениям, могли через третьи руки повлиять на решения государя. Бывало, едут послы на аудиенцию и видят: С самого раннего утра собираются ко двору толпы народа. Все они, независимо от знатности и чинов, прозываются «служня». Старики едут в каретах, а зимой в санях, молодые верхом; не доезжая до царского двора, далеко от крыльца, выходят из карет, слезают с лошадей и идут к крыльцу пешком. Большинство останавливается на широком постельном крыльце и здесь ожидает, не будет ли какого приказания. Это в основном люди молодые, менее знатные — стольники. Молодые часто различаются и отличаются только по чинам и по заслугам их отцов. Отцы стольников, толпящихся на крыльце, имеют хорошие чины, но не принадлежат к первостепенной знати. Таких на крыльце и площади толпится человек пятьсот. Их главная служба состоит в том, чтобы во дворце носить кушанье к царскому столу при торжественных обедах. Из их числа подбираются посланники за границу, воеводы, средней руки чиновники в приказы. Стольники, стоявшие на крылечной площади, назывались площадными. Повыше них были стольники комнатные, чьи отцы были более знатными, более приближенными к царю.