Загадочная пленница Карибов

Серно Вольф

— Да, милорд! — Точные распоряжения и приказной тон побудили и Кэтфилда машинально перейти на язык флотского устава. — Могу исполнять?

— Нет, подождите. Проследите, чтобы все прилегающие к покоям больной помещения были обработаны раствором уксуса. Эти мероприятия вам знакомы, они применяются и на флоте ее величества. Они хорошо очищают воздух.

Бернс снова подал голос в своей застенчивой манере:

— Если позволите, милорд, я назвал бы еще одно профилактическое средство. Протягивание волосяного жгута. Вы о нем слышали?

— Да, слышал.

— Протягивание жгута было очень в чести, когда двести тридцать лет

назад черная смерть ходила по Европе. Для этого надо взять большую иглу, продеть в ушко скрученную жгутом прядь женских волос, потом сделать на теле два неглубоких параллельных разреза — в каком месте, мнения расходятся — и иглой протянуть волосы под кожу между разрезами.

— Да, о таком средстве я слышал, однако не уверен, что оно приносит пользу. Доказательства отсутствуют. Те, кто не заразились чумой, приписывали это проведению такой процедуры, а о тех, кто все-таки заболел, говорили, что она была неправильно проведена. Но, как бы то ни было, она может послужить для успокоения наших людей. Поэтому хотел бы вас попросить, доктор, чтобы вы обработали таким образом всех, кто захочет.

— С удовольствием, милорд.

— Ну что ж, думаю все, что в человеческих силах сделать, мы обсудили. А дальше надежда только на Бога. Энано, тебя я попрошу еще сегодня съездить в Уортинг. Только ни к кому не подходи ближе чем на десять дюймов. Ни к кому! Пусть преподобный Паунд отслужит молебен за здравие Арлетты. А теперь, — Витус поднялся, — пусть каждый делает свое дело. С сегодняшнего дня я не буду отходить от своей невесты ни днем ни ночью и продолжу лечение. Связь с внешним миром буду держать через магистра Гарсия. Я покину покои больной не раньше, чем она поправится или… — закончить он не смог. — Но прежде я обращусь к нашим людям. Кэтфилд, позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы вся челядь через полчаса собралась во двор у подножия парадной лестницы. Благодарю всех, джентльмены! — Он стремительно вышел.

Мужчины и женщины Гринвейлского замка! Я просил вас собраться, чтобы сообщить вам то, что вы должны знать. Это отнюдь не радостная весть, но я хочу сказать вам, ничего не скрывая, потому что умолчание никому не пойдет на пользу. Леди Арлетта больна, и у нее… чума!

Как только Витус произнес это слово, толпа возопила. Стенания, причитания, плач становились все громче. Взметнулись руки, то и дело звучало имя святого Христофора, защитника от чумы и ранней смерти. Витусу с трудом удалось снова завладеть вниманием слуг.

Успокойтесь, люди, успокойтесь! Будут приняты все меры, чтобы леди Арлетта с Божьей помощью поскорее выздоровела. Также будет сделано все, чтобы зараза не распространилась. Но эти мероприятия требуют вашей полной поддержки и неукоснительного следования правилам. Самое главное, чтобы вы ни в коем случае не покидали пределов дворца и поместья. Никому не разрешается уезжать, и никто чужой не должен ступать на наши земли. Ни проезжие, ни торговцы, ни путешественники — ни одна живая душа! В ближайшие месяцы мы будем предоставлены сами себе. Особое внимание уделяйте тому, чтобы дышать свежим воздухом, пить чистую воду и содержать в чистоте свою одежду. Будем слезно молить Всевышнего, дабы этот бич миновал нас. А теперь ступайте и займитесь своей работой.

Витус перекрестился и поспешно удалился, радуясь хотя бы тому, что все дальнейшее может возложить на верного Кэтфилда. Он понимал, что надо бы сказать людям еще несколько ободряющих, утешительных слов, но был не в состоянии. Все его мысли, дела, устремления принадлежали теперь Арлетте, ей одной. Он должен поставить ее на ноги!

— Любимая, как ты? — Витус стоял перед широкой кроватью под пологом, на которой ее иссушенное лихорадкой тело выглядело маленьким и жалким. — Арлетта, любимая!

Она открыла глаза, и он увидел, что конъюнктива снова красная и воспаленная. Он почувствовал укол в сердце, но виду не подал.

— Смотрю, жар привольно чувствует себя в твоем теле, ну да мы заставим его убраться. Завтра или самое позднее послезавтра мы его выгоним, и дело пойдет на поправку, — он нежно поцеловал ее.

— Я, должно быть, ужасно выгляжу, — она попыталась поправить волосы.

— Ты самая прекрасная женщина на свете. И никакой глупый жар не может этого изменить. А сейчас я расскажу тебе, что мы сделаем сегодня вечером: вначале я снова дам тебе коллириум для глаз. Потом — отвар ивовой коры. Боярышник отменим, а вместо него ты получишь тарелку вкусного супа. И еще ты выпьешь свежей воды, много свежей воды, чтобы жар не иссушал тебя. Магистр все принесет, когда мы закончим.

Арлетта вопросительно посмотрела на него:

— Что закончим? Что ты имеешь в виду?

— Перед этим я тебя осмотрю и мы пустим тебе кровь.

Осмотр показал, что симптомы чумы стали еще более выраженными. Температура, правда, больше не повысилась, а вот возле гроздей бубонов в паху появились два новых. Во вчерашних уже собрался гной, но прокалывать их было пока рано. Область некротической ткани вокруг блошиных укусов расширилась и потемнела. Витус задал себе вопрос, имеют ли какую-нибудь связь эти укусы с возникновением болезни, но тут же отставил его: ответа он все равно не знал. И никто не знал точно причин возникновения чумы. Надо будет иссечь потемневшую ткань, но не сегодня, еще нет, пока что он надеялся…

В целом Арлетта выглядела слабее, чем утром. Но, возможно, внушал себе Витус, причина тому поздний час. Хорошим знаком было, что понос не возобновлялся, хотя, с другой стороны, она ведь ничего не ела. И эти бесполезные размышления он отставил в сторону.

— Скарификатор сделает лишь маленький укол, тебе не будет больно.

Арлетта кивнула, закрыла глаза и с полным доверием протянула ему руку.

Его взгляд упал на ее руку, и он подумал, что не так давно видел одну лишь эту ручку, это тонкое запястье, тогда, в Гаване, когда Арлетта смотрела на мир из глубины окутывавшего ее одеяния. Горячие слезы обожгли его глаза, и он отвернулся, чтобы она их не заметила.

Витус нанес быстрый удар скарификатором, и в подставленную миску брызнул тонкий ручеек крови.

— Ты очень храбрая, любимая.

Арлетта не ответила, только ее веки затрепетали. Витус решил, что небольшого количества будет достаточно: ее тело такое хрупкое, в нем не так уж много крови. Он наложил компресс и перевязал руку, а потом осторожно положил ее под одеяло. В дверь постучали.

— Это я! — крикнул Магистр.

Витус встал и забрал суп и кувшин воды, которые Магистр оставил за дверью. Арлетта открыла глаза.