Загадочное дело Джека-Попрыгунчика
Шрифт:
Путешественник во времени отпустил его, встал и с отвращением посмотрел на него. Жалкий ублюдок.
Одно стало ясно: Первый Оксфорд уже в пятнадцать лет был сумасшедшим.
Оксфорд оставил его и прыгнул в Грин-парк, в 10 июня 1840 года, но не сумел материализоваться рядом с местом убийства, а оказался на склоне холма за большим деревом. Снизу доносились громкие крики.
Далеко справа от него какой-то человек бежал по направлению к лесистому углу парка. За ним гнался полицейский.
Впереди,
По другую сторону королевской кареты лежал мертвец, голова которого была наколота на прут.
— Нет! — крикнул Оксфорд. — Нет!
Он вернулся в «Чернеющие башни» в 1837 год, приземлился и упал на колени.
И тут он вспомнил, что вопил Первый Оксфорд, когда они боролись рядом с королевской каретой: «Отпусти меня! Мое имя запомнят. Я останусь в истории!»
— Нет! — Оксфорд подняв лицо к небу и зарыдал. — Это не я! Я не мог вызвать все это! Господи, я не виноват!
Дней десять Эдвард Оксфорд провел в кровати: его била лихорадка, и он что-то неразборчиво бормотал в бреду.
Генри де ла Пое Бересфорд забыл свою обиду и ухаживал за ним, потому что этот человек из будущего притягивал его к себе с какой-то неведомой силой.
— В будущем люди могут стать, как боги, — сказал Бересфорд Броку.
Камердинер недоверчиво поглядел на больного. Ничего богоподобного он не заметил в этом человеке с изнуренным лицом, острые скулы которого обтягивала бледная, как саван, кожа. Со времени первого появления в особняке Оксфорд, казалось, постарел лет на двадцать. Глубокие морщины прорезали кожу по обеим сторонам рта, окружили глубоко запавшие глаза, забрались на лоб. Нос заострился.
— Послать за врачом, сэр?
— Нет, — ответил Бересфорд. — Это простуда, пройдет.
На самом деле все было намного серьезнее.
Эдвард Оксфорд распадался. Погрузившись в чуждый для себя мир и зная, что его собственный больше не существует, он постепенно освобождался от действительности. Психологические узы ослабели и соскользнули. И теперь он плыл, теряя координаты, а с ними и здравый рассудок.
Лихорадка прекратилась во вторник, 6 июля. Это случилось ночью, когда Оксфорда разбудили крики.
Какое-то время он лежал, не соображая, где находится, потом медленно вернулась его истерзанная память, и он застонал от отчаяния.
Крики продолжались.
Эхо металось по особняку. Кричала женщина, и ее вопли перемежались со злым мужским голосом.
Сделав
— Пожалуйста! — умолял женский голос. — Не надо! Я больше не выдержу! Пощадите!
Крики доносились из комнаты маркиза, расположенной дальше по коридору.
Оксфорд сделал пару шагов по направлению к ней, но внезапно дверь перед ним с треском распахнулась, из нее вывалилась абсолютно голая женщина и рухнула на пол. Потом с трудом поднялась на четвереньки и поползла к нему. Он увидел, что вся ее спина исполосована красными рубцами, многие из которых кровоточили.
— Не надо, прошу вас! — стонала она.
В коридор, пошатываясь, вышел Бересфорд в одних бриджах. В левой руке он держал бутылку, в правой — хлыст.
Он захохотал демоническим смехом, поднял руку, и хлыст с силой свистнул по пояснице женщины.
— Прекрати! — заорал Оксфорд.
Женщина упала ничком и лежала, всхлипывая.
— Бог мой, — воскликнул маркиз, увидев Оксфорда. — Ты очнулся?
— Что здесь происходит?
— Ха! — рассмеялся Бересфорд. — Я даю этой шлюхе то, что она заслужила. И это стоит мне всего несколько шиллингов! Дешевая потаскуха!
Его хлыст свистнул, он захохотал.
Оксфорд взмахнул руками и дернулся было навстречу Бересфорду, но пол вдруг стремительно качнулся к нему. Он повалился и больно ударился лбом. Больше он ничего не помнил.
В среду после полудня он сидел на кровати, держа в руках чашку с куриным бульоном, и отпивал из нее время от времени. События прошлой ночи казались смутным сновидением.
Хозяин поместья вошел в комнату, одетый в костюм для верховой езды. Маркиз только что вернулся с охоты — как всегда, пьяный в дым. Он споткнулся, ухватился за стул и уселся перед Оксфордом.
— Ты вернулся с самого края! Как, черт побери, твое самочувствие?
— Слабость, — ответил Оксфорд. — Генри, я хочу извиниться… я был груб с тобой.
— Брок, принеси эту хренову машинку для снятия сапог, — приказал Бересфорд. — Не могу никак сам стянуть эти проклятые штуки, — пояснил он.
— То, что я сказал тебе, это ужасно, — продолжил Оксфорд. — Я не должен был… называть тебя обезьяной.
— Тьфу ты, забудь про это! Было, да быльем поросло. Итак, с Первым у тебя ничего не вышло, да? Ты не сумел разубедить его? Ты бормотал об этом в бреду.