Загляни ей в глаза: повести
Шрифт:
— Почему так мало?
— Вы не родственник, вы исключение из правил, на которое пошли по желанию обвиняемого, учитывая строгий приговор.
Ключ повернулся, и дверь с душераздирающим скрипом отворилась.
В узкой серой одиночке сидел сгорбленный мужчина лет тридцати пяти. Скуластое лицо, перебитый нос, золотые коронки. Другими словами — его вид соответствовал представлению обывателей о боксерах. Рядом с топчаном — табуретка и прикрученный к полу стол. На столе — газета «Вестник» со статьей Олега на первой волосе. Он понял
— Стоп! Адвокат мне больше не нужен. Громов, отдайте фотоаппарат надзирателю. Я хочу, чтобы нас с вами сфотографировали вместе, будет обо мне память. Покажите ему, на какую кнопку нажать, и пусть оба убираются.
Олег настроил аппарат и передал майору. Тот выполнил желание приговоренного и напомнил:
— У вас десять минут.
После съемки майор и адвокат вышли. Дверь с лязгом захлопнулась. Олег достал диктофон.
— Уберите, — сказал Горелов. — Они выкрадут у вас пленку. То, что я скажу, предназначено только для ваших ушей. В этом смысл встречи.
Громов убрал диктофон в карман и сел на табурет.
— Время пошло, Борис. Я вас слушаю.
— Мне крышка, я обязан с этим смириться. Моя тетка стара и беспомощна. Вся надежда на вас. Таков мой выбор. Смерть моих друзей Карла Щеголева и Вадима Смолянского — дело рук Маргариты Палмер, в девичестве Рогозиной. Мы называли ее Марго.
— Если она убийца, то почему здесь сидите вы?
— Не перебивайте. Марго подставила меня, чтобы завладеть добычей. Я вел себя глупо, как щенок. Вам будет проще — пример ротозея у вас перед глазами. Смотрите в оба, Олег!
— Что вы от меня хотите?
— Восстановления справедливости. Моя тетка все объяснит. Убийство произошло в ее доме, когда она лежала в больнице. Зовут ее Зинаидой Евграфовной. Свои называют ее тетушкой Зи, ей нравится. Поместите снимок в газете, она вас узнает по фотографии.
— Я никак не возьму в толк…
— Помолчите. Если Марго Палмер получит тот же приговор, что и я, вы станете миллионером. Пять миллионов евро за чистую работу. Марго так и не сумела дотянуться до денег.
— Красивая сказка, черт подери! «Глобал-Стоик»?
— Вы все уже увязали в своей голове. Не сомневался в вашей хватке. Тетка объяснит остальное. «Деньги — это все! Без них жизнь теряет смысл!» — любимые слова Маргариты.
Щелкнул засов, дверь, снова лязгнув, распахнулась.
— Удачи, репортер. Только не теряйте голову! Громов вышел из камеры.
Он очень долго сидел в машине и курил, уставившись перед собой.
Передняя дверца открылась, и рядом сел отец.
— Не ввязывайся в эту историю, Олег. С твоей, романтической натурой можно вляпаться в серьезные неприятности.
— Я хочу взглянуть на дело Горелова.
— С радостью дам тебе все, что у меня есть, может, это тебя остановит.
Отец вышел из машины.
Бар «Престиж» находился неподалеку от редакции, там любили собираться журналисты. Уютно, и цены сносные. Появление Громова коллеги встретили аплодисментами. Олег знал себе цену. Он театрально-снисходительно поклонился со ступеней лестницы, ведущей в зал. Пожав руки друзьям, протолкнулся к стойке, где увидел того, кого искал. Лева Заикин работал в отделе уголовной хроники и имел свою колонку. Немного скучноватую для такого раздела, но что поделать, талант и острота мышления на рынке не продаются. Хлопнув приятеля по плечу, Громов произнес с пафосом:
— Лев Заикин — непризнанный гений пера и шпаги, ты-то мне и нужен.
— Ба, какие люди! Запросто будешь разговаривать с обычным смертным? О твоей статье уже легенды складывают.
— Калиф на час. Завтра забудут. Я угощаю.
— Водочки выпью. Широко живешь, Олежек, с такими замашками квартиру в Париже не купишь. Костюмчик от Кардена?
— По одежке встречают, Лева. Я на посольских приемах «Дом Переньон» пью, а вы у ворот толчетесь, как свора дворняжек. Вопрос на засыпку: кто снял кассу в немецкой фирме?
— Ха! Сами и сняли. Иностранцы работают с банками, а не с наличными. Если такая сумма появляется в офисе, то о ней знает только руководство. Деньги переправляли в банк. В лифт вошли инкассаторы, а вышли совсем другие люди. Чисто сработано.
— Много русских работает в «Глобал-Стоик»?
— Большинство. Но никто не сбежал, не пропал, не спрятался. Штат на месте, и все пожимают плечами: «Просим пардону — ничего не видели, не слышали, не заметили». Скандал спустили на тормозах. Им лицо и престиж дороже денег.
— Любопытный расклад. Еще увидимся, Левчик.
Олег допил свой коньяк и направился к выходу.
Через десять минут он бесцеремонно ввалился в кабинет главного редактора. Толстяк за столом выпучил на него свои и без того страдающие «базедкой» глаза.
— А я за тобой уже Ирину направил! Мне звонили из тюрьмы. Ты встречался с Гореловым, почему не сказал? После твоего ухода арестант перерезал себе сонную артерию бритвой. Спасти не смогли. Где он взял бритву?
— Меня обыскивали перед допуском в камеру. Бритву можно купить, деньги решают любые вопросы.
— Как ты попал в камеру?
— Завтра прочтешь в собственной газете на первой полосе. Прибереги место. Этому парню жизнь не в радость. Не каждый готов проглотить ложное обвинение.
Олег шагнул к двери.
— Постой, ты куда?
— Писать некролог. Пора поставить на уши самый гуманный суд в мире.
Утром следующего дня джип Олега притормозил у газетного киоска. Громов помахал рукой киоскеру:
— Пламенный тебе с кисточкой, Гриша! Дай-ка свежачок.
— Вся пачка улетела, Олежек. Один номерок для тебя приберег, знал, что объявишься. В национальные герои метишь?