Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? (сборник)
Шрифт:
– Я? А каким это образом?
– Мы идем к ней на прием. Она нас пригласила. Поэтому-то Сэм и заявился. Она горит желанием познакомиться с девицей, заявившей судье Баджесу, что он проклятый засранец.
– Да, но это не значит, что она хочет познакомиться со мной. Я не называл судью Баджеса проклятым засранцем.
Мона рассмеялась:
– Знаю, только я внушила Сэму, что без тебя туда не пойду. Он звонил ей, и она ответила, что будет рада видеть и тебя тоже.
– Проблема в том, – вздохнул я, вспомнив костюмчик Лалли за полтораста долларов, – что мне нечего надеть.
– Надень синий костюм. Тебе выпал счастливый случай увидеть, как выглядит на самом деле настоящий голливудский прием. Я бы за это отдала полжизни.
– Э-э, на такие вечеринки у нас будет уйма времени, когда мы станем звездами, – хмыкнул я.
– Там будут все, кто в Голливуде что-то значит, – продюсеры, режиссеры, звезды, – и никогда не известно, вдруг тобой кто-то заинтересуется. Ты же не думаешь, что я собираюсь идти туда только ради вечеринки?
– Ну, я не знаю…
– Так поверь мне, это не так. Туда никто не ходит ради вечеринки как таковой, хотя вечеринки здесь совсем другие, чем в местах, откуда мы родом. И не ради выпивки на халяву. В Голливуде люди ходят на приемы потому, что всегда есть шанс что-то урвать. И нам обоим может повезти, может выпасть долгожданный шанс пробиться в люди.
– Но мне все равно туда не хочется, – упорствовал я. – Ты же прекрасно знаешь, что я думаю о сборищах знаменитостей. Знаешь, что я терпеть не могу «Браун Дерби» и подобные балаганы.
5
Миссис Смитерс обитала в Беверли Хиллз, на одной из широких зеленых улиц, в вилле, которую почти целиком скрывали пальмы. По обеим сторонам улицы перед виллой тянулись ряды роскошных автомобилей. Нам пришлось оставить свой в двух кварталах оттуда.
– Я тебя наверняка подведу, – сказал я Моне по дороге. – Понятия не имею, как человек в таком месте должен себя вести и о чем говорить.
– Главное, не будь мокрой курицей, – подбодрила она. – Все время тверди себе, что практически каждый из присутствующих в свое время был на мели, вроде нас.
Сэм Лалли был первым, кого мы увидели, когда вошли. Смокинг сидел на нем как влитой. С ослепительной улыбкой от уха до уха он долго тряс наши руки. Нервы у меня были напряжены как никогда, и я чувствовал, что это меня начинает злить. В зале народу было – не протолкнуться, и большинство мужчин тоже в смокингах.
– Чудно, чудно, чудно, – приговаривал Лалли. – Добро пожаловать, я в самом деле очень рад, что вы пришли.
«Можно было и в самом деле подумать, что все здесь принадлежит этому засранцу, а он ведь всего-навсего альфонс», – пришло мне в голову.
– Этель! – позвал Лалли, и откуда-то вынырнула величественная женщина в пурпурных шелках.
– Миссис Смитерс, позвольте представить вам Мону Метьюз и мистера… – Он взглянул на меня, делая вид, что пытается вспомнить, как меня зовут.
– Карстон, – подсказал я. – Ральф Карстон.
– Я так рада познакомиться с вами, золотце, – защебетала миссис Смитерс, схватив руку Моны и сжав ее в своей. – И с вами тоже, Ральф. – Это уже мне. Свободной рукой она взяла меня за локоть и больше не отпускала.
– Вас не удивило, что я послала Сэмми пригласить вас на прием?
– Что вы, миссис Смитерс, – произнесла Мо-на, – для нас это большая честь.
– По правде говоря, – продолжала миссис Смитерс, – Сэмми часто рассказывал мне о вас. Знаю, что вы умны и у вас доброе сердце.
Она снова взглянула на меня, и я догадался, на что она намекает, – на то, что Мона делает для меня то же, что когда-то делала для Сэма. «Ну, – подумал я, глядя при этом на миссис Смитерс, – по крайней мере она не покупает мне тряпки, как ты – ему».
– Пойдемте, дорогая, – предложила миссис Смитерс и провела нас в салон. Тот был расположен чуть ниже, чем гостиная, и нужно было спуститься по четырем ступенькам.
Она остановилась наверху и хлопнула в ладоши.
– Дамы и господа! – воззвала она. – Дамы и господа!
Все замолчали и уставились на нас.
– Я хотела бы вас всех, людей знаменитых и выдающихся, познакомить с человеком, который прославился только на днях. Позвольте вам представить Мону Метьюс и Ральфа Карстона, который ее сопровождает. Как вы, конечно, помните, Мона – та самая девушка, которая попала на страницы вчерашних газет за то, что наградила одного из наших известнейших судей крайне нелестным эпитетом, и сделала это публично, в ходе судебного разбирательства, так что, хочешь не хочешь, слышали это все. Еще я могу добавить, что она провела несколько часов за решеткой за неуважение к суду…
– Привет, Мона! – заорал кто-то через весь салон из-за рояля. – Я тоже бывший правонарушитель.
– Да мы здесь почти все такие, – добавил еще кто-то.
Женщина, сидевшая за роялем, заиграла «Тюремный марш», и через миг все подхватили слова.
– Так вперед, мои милые, веселитесь от души, – подтолкнула нас миссис Смитерс по направлению к спальне и поплыла к входу. Люди в салоне на мелодию «Тюремного марша» начали импровизировать про Мону, и я взглянул на нее. Я чувствовал себя уже лучше, потому что до меня дошло: большинство гостей пьяны и просто не замечают, как я одет. Мона улыбалась.
– Это великий момент моей жизни, – шепнула она.
– Но они все вдрызг пьяны!
– Не важно, все равно это знаменитые и великие люди.
К нам подошли четыре смеющиеся девушки, подхватили Мону и отвели ее вниз, в салон. Я постоял с минуту, потом вернулся к входу, потому что ничего лучшего не пришло в голову. Гости продолжали прибывать. Среди них я узнал знаменитую Грейс Бриско, видел, как она подает руку миссис Смитерс и Сэму. Войдя в гостиную, она остановилась у стола, где сидел какой-то тип, и подала ему десятидолларовую банкноту. Он поблагодарил и положил банкноту в открытую жестяную коробку.