Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? Скажи будущему – прощай
Шрифт:
Глория собиралась ответить, но, прежде чем ей это удалось, я оттащил ее подальше. Только скандалов нам не хватало.
– Засранец чертов, – бросила она.
– Он возмущен, – сказал я. – И к чему все это?
– А ну пойдем, – не унималась она. – Я ему покажу покой…
– Глория, – заметил я, – не лучше ли тебе последить за собой?
– Потише, потише, ребята, – шикнул кто-то. Я оглянулся. Это был один из арбитров, Ролло Петерс.
– Да пошел ты… – огрызнулась Глория. Я почувствовал, как напряглись под моей рукой мышцы ее спины.
– Тихо. Прекратите, – настаивал Ролло. – Вас слышат люди в ложах. Соображаете, где вы? В кабаке, что ли?
– Кабак бы не помешал, – буркнула Глория.
– Что да, то да, – поддержал я.
– Я вас предупредил, – насупился Ролло. – Повторять не буду. Зрители таких вещей не переносят.
– Зрители? Где ты их видишь? – съязвила Глория.
– Не беспокойтесь, оставьте это нам. – Ролло пронзил меня взглядом.
– Ну да, точно, – согласился я.
Он подул в свисток, и все остановились. Некоторые пары к этому времени вообще едва двигались, лишь бы их не дисквалифицировали.
– Отлично, дети мои, – сказал он, – а теперь устроим небольшой забег.
– Небольшой забег, ребята! – объявил в микрофон распорядитель Рокки Граво. Его голос из репродуктора разнесся по всему залу и перекрыл шум прибоя.
– Небольшой забег вокруг площадки… Попрошу музыку! – крикнул он оркестру, и оркестр заиграл. Пары поневоле зашевелились поживее.
Забег продолжался минуты две, а когда кончился, Рокки личным примером вызвал аплодисменты и потом сказал в микрофон:
– Взгляните на нашу молодежь, дамы и господа. Свеженькие как огурчики после двухсот шестнадцати часов всемирного чемпионата по танцевальному марафону, состязаний в мастерстве и выносливости. Ребятам гарантировано семиразовое питание – три главных блюда и четыре легкие закуски. Некоторые за время состязаний даже прибавили в весе; штат наших врачей и медсестер находится наготове и неустанно заботится о том, чтобы все участники были в наилучшей спортивной форме. А теперь я попрошу пару номер четыре, Марио Петрони и Джеки Миллер, о сольном выступлении. Ну, покажитесь нам, номер четыре. Вот они, дамы и господа, не чудесная ли парочка?!
Нескладный итальянец Марио Петрони и щуплая блондинка Джеки Миллер под жидкие аплодисменты поднялись на сцену. Они что-то сказали Рокки, а потом принялись отбивать чечетку, причем делали это очень плохо. Впрочем, казалось, ни Марио, ни Джеки не отдавали себе отчета, что их чечетка никуда не годится. Когда они закончили, несколько человек бросили на площадку монеты.
– Погуще, дорогие друзья, – призвал Рокки. – Пусть прольется серебряный дождь! Погуще, погуще.
О площадку звякнуло еще несколько монет. Марио и Джеки их собрали, проходя возле нас.
– Сколько? – спросила Глория.
– Семьдесят пять центов, – ответила Джеки.
– Откуда ты, малышка? – спросила Глория.
– Из Алабамы.
– Это и видно.
– Нам бы тоже нужно подготовить номер, – сказал я Глории. – Немного подзаработать не помешает.
– Радуйтесь, что ничего не умеете, – вмешался Марио, – эти выступления – лишняя морока, да и ногам не на пользу.
– Вы уже слышали насчет дерби? – спросила Джеки.
– А что это?
– Какие-то гонки, кажется. В следующем перерыве нам, видимо, скажут, в чем дело.
– Да, дело начинает забирать круче, – заметила Глория.
За преступление – совершение убийства первой степени…
5
В раздевалке Рокки Граво представил нам Винцента (Сокса) Дональда, одного из организаторов марафона.
– Послушайте, ребята, – сказал Сокс, – не расстраивайтесь из-за того, что люди пока почти не ходят на марафон. Чтобы раскрутить подобное мероприятие, нужно время. Вот мы и решили придумать нечто совершенно новое, что наверняка привлечет зрителей. А теперь я расскажу, о чем речь. Мы нарисуем на площадке овальную беговую дорожку, ну как на стадионах, и каждый вечер здесь будут проводиться пятнадцатиминутные забеги. Участвуют все пары. Проигравшие дисквалифицируются. Гарантирую, после этого сюда повалят толпы народу.
– Ну да, включая безбилетников, – хмыкнул кто-то.
– Внутри овала разместим несколько раскладушек, – продолжал Сокс, – и доктор со своим персоналом во время дерби будут наготове. Если кто-то из участников сойдет с дистанции, его партнеру два круга будут засчитывать за один. Вот увидите, ребятки, народ к нам так и повалит. Подождите, если дела пойдут, тут еще появятся тузы из Голливуда… Ну а что с питанием? У кого-нибудь есть жалобы? Отлично, ребята, мне это нравится. Если вы поддержите нас, мы поддержим вас.
И мы вернулись на площадку. Никто из участников не нашел что возразить. Видно, они считали хорошей идеей все, что способно привлечь сюда людей. Когда я присел на барьер, ко мне подошел Ролло. Оставалось еще две минуты перерыва перед новым двухчасовым туром.
– Не сердись на то, что я тебе говорил, – сказал он. – К тебе это не относится, только к Глории.
– Я знаю. Глория в порядке. Просто она зла на весь свет, вот и все.
– Постарайся ее утихомирить.
– Тяжело, но сделаю что смогу, – пообещал я.
Потом взглянул на дверь женской раздевалки и с удивлением увидел, что Глория и Руби выходят на площадку вместе. Я пошел им навстречу.
– Что ты думаешь о дерби? – спросил я Глорию.
– Лучший способ от нас избавиться, – ответила она.
Свисток возвестил о начале следующего тура.
– Сегодня тут не больше ста человек, – заметил я.
Я положил руки Глории на плечи, она обняла меня за талию, и так мы ходили по паркету. Это разрешалось. Первую неделю марафона нужно было танцевать все время, но потом уже было достаточно просто непрерывно двигаться. Вдруг я увидел Джеймса и Руби, они приближались к нам, и по лицу Джеймса я понял – что-то не в порядке. Хотел было избежать встречи, но деваться было некуда.
– Я тебе говорил, чтобы ты оставила мою жену в покое. Ты что, не слышала? – накинулся он на Глорию.
– Пошел ты в джунгли, орангутанг, – огрызнулась она.
– Минутку, – вмешался я, – что происходит?
– Она опять приставала к Руби! – рявкнул Джеймс. – Только отвернусь, она ее снова донимает.
– Да плюнь ты, Джим, – сказала Руби, пытаясь оттащить мужа в сторону.
– Нет, не плюну. Я же говорил тебе, чтобы ты держала язык за зубами, ты что, забыла?
– Иди-ка ты отлей…