Заговор генералов
Шрифт:
– Я попрошу тебя, – строго сказал Сиротин, не обращая внимания на несколько вызывающую позу помощницы, – принести сюда личные дела Калошина, Штерн, Красницкой и… Ляминой.
– Как?! – распахнула в ужасе глаза Алина. – И она… тоже?!
– Ничего пока не известно, но дела положь сюда! – хлопнул он ладонью по столу. – Погоди!
Кинувшаяся было бежать Алина замерла в дверях.
– И дай мне те папки, где собраны протоколы собраний. Все. Я вам советую, Александр Борисович, – повернулся он к Турецкому, – ознакомиться с этими протоколами. Их, к сожалению, много, и труд это нелегкий, тем более что каждый раз говорилось о тысяче проблем. Но так или иначе, главным поднимался вопрос о хранении древних рукописей и всяких других редких книг и документов. С этим у нас порядка никогда не было, как раньше, так и теперь. Думаю, здесь и собака зарыта.
Турецкий понял, что, вероятнее всего, большего он сегодня от кадровика не добьется, однако тот, в свою очередь как бы отстраняясь от неприятного ему разговора, дает наводку: вот, мол, гляди и делай выводы сам, а я тебе ничего не говорил. Но конечно, ему что-то известно. Ведь брал его на работу Зверев. И брал наверняка не врага себе. Или стукача. Брал, значит, был уверен.
А Зверев очень не понравился Турецкому. Начиная с послужного списка и кончая неласковым приемом, демонстрирующим полное равнодушие, если не презрение, к представителю органов прокуратуры. Но это дело легко поправить: можно завтра же вызвать его как свидетеля повесткой, Славка подошлет парочку своих архаровцев, чтоб не трепыхался, а трепыхаться он не преминет, сочиняя для себя какой-нибудь жизненно важный вызов наверх. Ну а после заставить его провести часок на стуле возле кабинета. Всю дурь мигом сдует. Но вот сказать об этом Сиротину, как бы обижаясь на его начальника, или нет, тут надо подумать…
Алина между тем стала подносить и складывать на столе у Сиротина толстые папки с протоколами собраний, личные дела указанных сотрудников библиотеки. Материала набралось немало.
Воспользовавшись телефоном Сиротина, Турецкий позвонил в свой собственный кабинет, где в настоящий момент должен был находиться Игорь, и дал ему задание на служебной машине подъехать к «ленинке», чтобы взять для детального ознакомления все эти материалы. Положив трубку, обратился к несколько ошарашенной инспекторше:
– А вас… Алина, простите, не знаю, как по батюшке, очень прошу быстренько составить опись передаваемых в прокуратуру материалов. Я распишусь в получении. Мы их изымем на время. С разрешения, – он с любезной улыбкой повернулся к Сиротину, – Алексея Андреевича, разумеется.
У Сиротина вытянулось лицо, но, подумав, он, видимо, не нашел повода для возражения. Сам же, в конце концов, предложил.
– Только я прошу вас… – начал он.
– Не беспокойтесь, – уже с озабоченным лицом прервал его Турецкий, – я сейчас же составлю постановление об изъятии и готов расписаться буквально за каждую изымаемую страницу. Вы меня тоже поймите, Алексей Андреевич, времени мало, материалов гора, и что будет, если я сюда привезу всю свою следственную группу! Да и вам самому зачем этот базар, эта нелепая демонстрация, верно?
Тому ничего не оставалось сделать, как согласиться с доводами «важняка». Но уж вот Зверев – этот взовьется! А что, в конце концов, сам же поручил разбираться! Дело, по сути, бросил, устранился, вот и лопай результат собственной трусости и наглости.
С другой стороны, конечно, нет в этих материалах никакого особого компромата или таких сведений, которые могли бы хоть в какой-то степени пролить свет на тайны гибели и похищения сотрудников. Ничего серьезного, кроме обычных нервов и прочей риторики. Но знает-то об этом, пожалуй, один человек – он, Сиротин. Зверев даже не догадывается. Так что, сам, вероятно, о том не думая, неожиданным финтом подложил этот, сразу видно, непростой «следак» хо-орошую свинью господину отставному генералу. Ничего, пусть попрыгает, а то больно умный стал в последнее время. И догадливый.
– Да-да, Алина, сделай нам такой реестрик. Ну а мы бы, я так думаю, не отказались бы с господином старшим следователем по особо важным делам самой Генеральной прокуратуры, Алина, понимаешь теперь ответственность? Так вот, как, Александр Борисович, не отказались бы еще по чашечке кофейку, а? Пока тут ваши коллеги подъедут?
– С удовольствием! – с восхищением воскликнул Турецкий. – Кофе ваш, Алина, поистине волшебный. Как, впрочем, и вы!
– О-хо-хо! – довольно зарокотал Сиротин. – Не перехвалите мне сотрудницу, Александр Борисович, а то ведь бросит старика да удерет к молодому!… Вроде вас, к примеру, а? – Но глаза у него были льдистые, несмеющиеся.
– О чем вы говорите, Алексей Андреевич, – сокрушенно махнул рукой Турецкий, – нынешние красотки, – он кивнул вслед ушедшей Алине, – уважают богатеньких буратин. А уж если нам с вами, скажем, выпадает удовольствие… или счастье, я считаю, надо за него двумя руками держаться. Разве не так?
– Верно, – как бы успокоился Сиротин. – Живешь и – нет… А вообще, скажу я вам, очень здесь, у нас, скандальный народ. По всякому поводу. Коллектив-то – женский. Куда денешься…
Так они и сидели до приезда Игоря Парфенова, попивая кофеек с коньячком, заговорили о политике и политиках, избравших для себя новое поле деятельности – кресла губернаторов провинций, причем говорил больше Сиротин, демонстрируя знание определенных проблем. В гораздо меньшей степени интересовали бывшего полковника беды и трудности родного «предприятия» – со всеми его вечными бабьими заботами. Турецкий слушал, иногда поддакивая, в ожидании, когда же наконец кадровик соизволит либо проколоться на какой-нибудь случайности, либо сознательно дать ориентир, маскируя его под обычный треп. Школа, знал Турецкий, она и во сне о себе напомнит. И он отдельными репликами как бы приземлял Сиротина, поворачивал его от высокой политики к делам насущным.
– Все они, конечно, одним миром мазаны, и народ это видит, но ведь по-прежнему верит, сколько его ни обманывай. Вот как мы приучили людей верить власти! – Сиротин не то торжествовал, не то обличал, сразу понять было трудно. – Но, заметьте, все, кого Президент отстранил, послал к такой-то матери, все до единого баллотируются в губернаторы, каково!
– А что странного, наворовали наверху, теперь станут воровать в своих вотчинах. Везде так. А что, у вас в этой конторе иначе разве? Я не вас, Алексей Андреевич, упаси Боже, имею в виду…
– Где нынче не воруют!… – безразлично подтвердил кадровик. – Вот вы про нас заметили. Так ведь подвалы ж немереные. Добро хранится кое-как. Который год ремонт капитальный все откладывается по причине недостатка средств. А тут – то потоп, то пожар, и старье, известно, хорошо горит. Умные люди говорят, что старью тому цены нет! Мильёны за него предлагают. Нет, пусть лучше дома пропадет, но никому не отдадим, не продадим!…
– А может, стоит послушать умных-то людей? – с усмешкой предложил Турецкий.
– Так ведь в том вся и соль! – словно обрадовался Сиротин. – Одни говорят: давайте лишимся малого, зато сохраним большое. А другим такое предложение вострый нож в сердце. Грабеж Отечества!…
– И помирить их нельзя? – усомнился Турецкий.
– Ни в жисть, – твердо сказал кадровик, почему-то отворачиваясь от гостя. – Вот они, несогласные то есть… и того…
– Доспорились, значит?
Сиротин кивнул, достал из стола спичечный коробок, заострил спичку и стал ковырять ею в зубах.