Заговор генералов
Шрифт:
С юности имел Андрей Коновалов хорошую и здоровую русскую привычку: один день в неделю, лучше, конечно, два, но один – обязательно, посвящать бане. По молодости времени вечно не хватало. Когда ж круг обязанностей и вовсе стал необъятным, такая возможность наконец появилась. И банным днем стала среда. Середина недели, всяческие совещания в этот день, как правило, не проводились.
Давно уже приглашал генерала Пашка Чумаков к себе в гости, по-всячески зазывал, угощеньем хвастался, какой-то особой парилкой с бассейном, отменными банщиками и на любой вкус банщицами и массажистками. Но Коновалов долго сомневался: в общем-то, конечно, не дело второму лицу в данном Отечестве водить дружбу с бывшим вором в законе. Впрочем, говорят, что бывшими они становятся только в гробу.
Опять политика, будь она проклята! Коновалов даже сплюнул через плечо и перекрестился – на всякий случай. Ну так чем же, какими такими дарами порадует нынче Чума?
На молчаливый вопрос гориллообразного «качка», ведающего парилкой, генерал ответил успокаивающим жестом ладони. Он вошел в обшитую розовой планкой парную, постоял, прикидывая крепость пара, и вышел, чтобы уже облачиться для дела. Шапочка, рукавицы, парочка распаренных веников – дубовый и березовый – и – пошел! Парился с мятой и эвкалиптом, отчего грудь открывалась, очищались легкие и все тело становилось невесомым.
Вторая дверь из предбанника вела в бассейн с голубой водой, залитой ослепительным светом дневных ламп. Из воды – под теплый душ и опять в пышущую жаром парилку, где даже уши, как показалось разомлевшему генералу, готовы были свернуться в трубочки…
Хорошо, грамотно парился генерал. Вот и «качок», понимавший толк в банных делах, не выдерживал коноваловской встряски: поддавал парку и пулей выметался наружу, чтоб не застужать помещение. После четвертого или пятого захода генерала наконец «отпустило». Пот пошел чистый, как речной жемчуг. Кожа приобрела ровный багровый тон. А естественная сухость во рту мгновенно пропала от глотка острейшего, на хрене настоянного кваса. Можно было сделать передышку и поглядеть, чего там учудил в качестве подарка хозяин.
Впрочем, тайны и тут особой не было. Зная, что генерал – вдовец с приличным стажем, он наверняка выяснил по своим каналам обо всех его привязанностях и интересах. Включая даже такие детали, как цвет волос и форма прически тех женщин, которые больше всего нравятся.
Занимая свое положение, Коновалов мог себе абсолютно ни в чем не отказывать, тем более что и внешностью Бог не обошел, и обаяния доставало. Словом, если бы только захотел, от женщин отбою бы не было. Однако сдерживали два обстоятельства. Первое – взрослый сын, парень уже, совсем не дурак, таким и погордиться не грех. Конечно, и сын понимал, что здоровому мужику хорошая баба вреда не принесет, но это – от случая к случаю. А другое – ему приходилось все время быть на людях, на глазах. И телекамеры, и журналисты, и президентское окружение… Иной из них закончил дела, рванул домой и – вали во вся тяжкие. А ты – не моги. У тебя Президент на руках. То ему надо, это узнать хочется, супруга о чем-то просит, детей без охраны в наше время и
Горилла, которую в миру звали Эдик, подвел Зину к двери сауны, отворил ее и шлепком под голый зад впустил вовнутрь. Девушка оглянулась, но дверь уже захлопнулась. И она почувствовала себя весьма скверно. Куда-то привезли, сутки продержали взаперти, правда, заходил этот Эдик страхолюдный и приносил пожрать. Тут ничего не скажешь, вкусно кормили. Потом этот же «качок» сказал, что надо хорошо обслужить важного дядю. Мол, как обслужишь, такой себе и приговор подпишешь: угодишь – можешь судьбу изменить к лучшему. Не захочешь – будешь, как твоя соседка, вон, рядом бокс. Та было возмутилась, кричать стала, а теперь и замолкла. А почему? Потому что сильно мальчикам понравилась, сутки с нее не слезают, где уж рот-то разевать, того и гляди – чего лишнего засунут…
После такого предупреждения поняла Зинка, что спасти ее может только послушание. А клиент – что клиент? Мало их было? Ну так еще один, к тому же важный. Значит, с ним и мороки немного… Только вот с одежкой что-то они мудрят: фартучек идиотский спереди подвязали – и иди, говорят. Ничего себе видик!
Ну и где теперь этот важный? А вон он, на широкой лавке лежит, в упор смотрит и смеется, а чего, дурак, лыбится? Его бы так!
Коновалов увидел растерянность на лице девушки, чудной какой-то передник размером с чайную салфетку, крепенькую, стройную фигурку. Неловкости за свой голый вид он не чувствовал: обслуга есть обслуга. Но здесь явно что-то другое. Обслуга робкой не бывает. А девушка, похоже, из стеснительных. Ничего, обтешется.
Он сел и призывно махнул ей ладонью.
– Тебя зовут-то как?
– Зинаида. А вас?
– А ты разве меня никогда раньше не видела? – удивился Коновалов, считавший, что уж его-то физиономия широко известна народу.
– Не-а, – беспечно ответила Зина. – А почему, интересно, я должна была вас видеть, дядечка?
– Да какой я тебе дядечка! – захохотал Коновалов. – Андреем меня зови. Можешь Васильевича добавить, если хочешь. Лет-то тебе сколько?
– А это важно?
– Ну… так как-то. Да скинь ты свой дурацкий передник. Дай поглядеть… Хороша! Правду говорили…
– Это кто ж вам про меня рассказывал?
– Теперь уже неважно. Ты, говорят, массаж умеешь делать?
– Могу… только не очень. Курсы не закончила. Дорого, дядечка.
– Ладно, закончишь, если захочешь. Ну что, Зинаида, начинай, а я маленько расслаблюсь…
«А он – мужик ничего, – думала Зина. – Держит себя в порядке, не рыхлый. Собранный, крепкий, боровок такой… Полсотни, поди, мужику. И волос на голове крепкий еще, лысинка только намечается. И улыбается славно, не зло… Может, пронесет?…»
«Хорошая девонька, – расслабленно думал Коновалов. – Пальчики сильные, старается… И мордочка смышленая. „Дядечка“, говорит. Небось деревенская. Или из глубинки. Там еще сохранилась такая вот ловкая женская красота. Не эти столичные мымры – кожа да кости пополам с фанаберией… И грудки колышутся… А вот мы сейчас проверим…»
Коновалов крепко взял Зину за талию и чуть-чуть приподнял над собой. Потом медленно вознес на вытянутых руках – силушкой-то Бог не обидел. Увидел в глазах ее восхищение, подмигнул и опустил себе на грудь. Ее, как он скоро сообразил, тоже Бог не обошел талантами…
А когда с ее помощью он бурно освободился от напряжения и поднялся, чтобы стать под душ, мелькнула мысль, что неплохо бы свести эту деваху со Стаськой, сыном. Она б его маленько укротила, утихомирила, а то эта Чуланиха, поди, держит парня на голодном пайке. И сама-то – ни кожи ни рожи, а туда же – любовь, вишь ты, у них! Да какая там любовь, коли они неделями не видятся и вовсе от того не страдают, не переживают? Смурные они все какие-то, эти молодые. Да вот хоть он, пожилой, в общем, человек, а при виде хорошей бабы – о-го-го! Как конь боевой! Чтоб мужик здоров был, ему и баба сытая нужна, только у нее чего-нибудь там… заершится – на! Она довольна, и у него дела идут на лад. Только так. А вот об этой Зинке стоит подумать, стоит… Ишь как глядит!