Заговор князей
Шрифт:
— Остановись! — крикнул Картымазов.
— Матвей! — крикнул Филипп.
Всадник нанес удар, Матвейка с разрубленным плечом упал, лошадь поднялась на дыбы, и в ту же секунду в шею и спину Ляпунова глубоко вонзились две стрелы — оставшиеся люди Филиппа успели схватить оружие.
— М-м-м… — с досадой простонал Картымазов. — Зачем он это сделал…
Филипп бросился к раненному Матвейке, впереди, на дороге послышались крики и звон оружия, — там, разумеется, была еще одна застава и через несколько минут обезоруженных Артюхова и Зайцева привели к костру, крепко держа за руки.
— Изменник! — крикнул Артюхов,
Картымазов побледнел от гнева.
— Безумец! — Ответил он. — Зачем ты поскакал? Я бы все уладил.
Подошел Филипп.
— Тот убит на месте, — сказал он и с упреком добавил, — а Матвейка, если выживет, без руки останется.
Федор Лукич вспомнил кораблик и зайчонка. Ему стало горько.
— Картымазов! — позвал Артюхов. — Подойди, мне надобно с тобой поговорить.
— Позволишь? — мрачно спросил Картымазов у Филиппа.
— Хорошо, — согласился Филипп, — но потом я допрошу их.
Он кивнул и двое людей, державших Артюхова за руки отступили на несколько шагов.
Картымазов подошел, и в этот миг Артюхов быстро вынул из-за пазухи какие-то бумаги, прыгнул в сторону костра и швырнул их в огонь.
Филипп вскрикнул и, оттолкнув Картымазова, бросился к костру. Артюхов преградил ему дорогу и, выхватив из-за голенища нож, замахнулся.
Но Артюхову перевалило за пятьдесят, а Филипп был молод и невероятно силен. Одной рукой он отразил удар, отчего выбитый нож взметнулся до самой верхушки сосны, сверкая лезвием в первых лучах всходившего где-то за лесом солнца, а правой почти непроизвольно ударил сам. Артюхов, отброшенный на пять шагов, шлепнулся спиной и головой о толстый ствол старой березы и сполз по нему, оставляя на белой коре широкую красную полосу.
— Ах, черт, — виновато пробормотал Филипп, — кажется, я снова не рассчитал…
Тем временем несколько человек быстро разбросали костер. Им удалось обнаружить почерневшие обрывки какого-то документа.
Картымазов подошел к Филиппу и сказал:
— Двое людей убито и один тяжело ранен. Если б ты не заупрямился…
— Вот как?! — вспылил Филипп. — Да я сразу понял, что дело нечисто и не ошибся! И признайся, как на духу, разве ты сам не видел этого? Я уверен, что в глубине души ты подозревал, что здесь что-то кроется! А коли так, зачем хотел, чтоб я пропустил их — ты ведь нарочно ко мне поехал, а не к Левашу, потому что Леваш тоже не всех в литовскую землю пускает! Не ждал я никогда от тебя такого, батюшка, не ждал!
— Ну, еще не хватало, чтобы и ты меня изменником обозвал! Ну, давай, чего ждешь! — Возмутился Картымазов. — Ты еще мальчишка и ничего не понимаешь в политике! Знаешь, что бывает с малыми людьми, которые суют нос в их большие дела? Ты еще не раз попомнишь то, что сегодня случилось! А теперь вели немедля отпустить со мной оставшегося в живых, а убитых прикажи перевезти в Картымазовку. Они будут похоронены там, потому что я виноват в их смерти — понадеялся на тебя…
— Мертвых отдам, живого оставлю! — Упрямо сказал Филипп, глядя в сторону.
Картымазов взял его за подбородок и, повернув лицо к себе, посмотрел прямо в глаза.
— Тогда тебе придется убить меня — сказал он очень просто и спокойно.
Затем подошел к людям, которые держали Зайцева, и повелительно приказал:
— Отпустить!
Те нерешительно посмотрели на Филиппа.
Филипп стиснул зубы и едва заметно кивнул.
Но Картымазов уже сам вырвал из их рук избитого пленника, помог ему сесть в седло, и они поехали в сторону Угры.
Филипп долго смотрел им вслед.
Федор Лукич не попрощался и ни разу не оглянулся.
Женитьба мало повлияла на внешний уклад жизни Василия Медведева. В эти мирные дни, которых раньше было так мало, он по-прежнему вставал на рассвете и начинал день с прогулки по своим владениям верхом на Малыше, а прогулка эта неизменно заканчивалась купаньем в Угре. Но теперь их стало четверо — два коня и два человека — Анница на своем черном Витязе неизменно сопровождала мужа. Она, правда, не купалась, но даже не потому, что женщине это было бы неприлично, хотя плавала она не хуже Василия, а просто, потому что каждое утро, проснувшись, она выходила обнаженной во двор в специально отведенную загородку, примыкающую к супружеской спальне с одной стороны и баньке с другой, и окатывала себя ушатом ледяной воды — так научил ее отец, который, должно быть, теперь каждый раз улыбался любимой дочери с того света, покоясь всего лишь в нескольких шагах под кудрявой березкой.
Анница гарцевала по берегу, весело перекликаясь с Василием:
— Ну, может, хватит, милый! Тебе-то, я знаю, ничего не станет, но коня пожалей — простудится!
— Малыш, — на берег! — приказал Медведев, и конь тут же послушался. — Разогрей его, дорогая, я еще немного поплаваю!
Малыш, фыркая, выбрался на берег, и Анница заставила его побегать кругами по прибрежной лужайке рядом с Витязем, а Василий нырнул и не показывался так долго, что даже Анница, поглядывая на реку, забеспокоилась, но тут он вынырнул на середине и поплыл против течения, до крутого поворота, откуда ему стал виден далекий дым Бартеневских изб, и маленькая лодочка плывущая, откуда-то оттуда, и приблизившаяся уже настолько, что в ней можно было разглядеть двух человек.
— Вот странно, — сказал Василий Аннице, одеваясь на берегу. — Мне показалось, что я разглядел в лодке Филиппа с кем-то еще. Похоже, они плывут сюда.
— Не может быть, — удивилась Анница. — Зачем бы это ему плыть к нам по реке? Он всегда переправляется на пароме к Лукичу и оттуда верхом — так гораздо быстрее.
— Вот потому-то я и не поверил своим глазам.
— И правильно сделал! Это должно быть наши люди рыбу ловят.
— Чьи?
— Ах, да — рассмеялась Анница, — я никак не могу привыкнуть к тому, что Бартеневка уже не мой дом…
— Разве Медведевка хуже?
— Лучше — ведь здесь ты!
По пути домой они целовались, склонившись друг к другу в седлах своих все понимающих лошадей, которые шагали равномерно бок о бок, будто в одной упряжке — ну что же, — продолжался медовый месяц и молодые люди все еще не успели натешиться друг другом, и это было теперь для них самым главным, а все остальное как-то поблекло, отступило и спряталось где-то далеко — то ли в прошлом, то ли в будущем…
Перед завтраком, как обычно, Медведев выслушивал донесение ночной охраны. Появление людей, едущих в Картымазовку за пошлиной, не вызвало у него подозрений, но когда завтрак подходил к концу, явился Епифаний, который командовал охранной службой днем, и доложил, что на лодке прибыл Филипп Бартенев со своим человеком.