Заговор королевы
Шрифт:
— Люблю ли я его? — повторила Джиневра. — Так же, как люблю я Бога, как чту его святых, как ненавижу тебя! Люблю ли я его? — продолжала она страстно. — Он — моя жизнь! Но нет, более чем жизнь. Постарайся понять меня, ты, чье черное сердце не понимает чистой любви. Я питаю к Кричтону любовь мусульманина к его пророку. Он кумир моего сердца, он мой Бог. Я не добиваюсь его любви, я не ищу взаимности, для меня довольно моей безнадежной любви, и я была бы несказанно счастлива, погибнув за него. Но если мне этого не удалось, то не думай, что я стану жить для другого.
— В таком случае, живите для него, — тихо сказала маска своим собственным голосом.
Невозможно описать действие, произведенное на девушку этими словами и этим голосом. Она провела рукой по глазам, нерешительно и с удивлением посмотрела на незнакомца и наконец воскликнула взволнованным, задыхающимся голосом:
— Правда ли это?
— Клянусь вам, — отвечал он.
Тогда молодая девушка опустила голову на его плечо. Екатерина не менее астролога была удивлена этой переменой.
— Твои чары начинают действовать, — сказала она, — молодая девушка смягчается.
— Проклятие! — вскричал с яростью Руджиери.
— Как? Разве ты не доволен своим собственным делом? — спросила с удивлением Екатерина. — Ты с ума сошел.
— Оттого я и схожу с ума, что во всем сам виноват, — отвечал астролог. — Милостивая повелительница, — продолжал он, бросаясь к ногам королевы, смотревшей на него с возрастающим удивлением, — я всегда был вам верный слуга.
— О чем ты просишь?
— Я прошу у вас милости в награду за мою долгую службу, незначительной милости, ваше величество.
— Говори.
— Не дозволяйте, чтобы эта молодая девушка покидала эту комнату сегодня ночью. Если уж необходимо, чтобы она ушла отсюда, позвольте мне сопровождать ее.
Екатерина не отвечала, но захлопала в ладоши, и карлик, послушный поданному знаку, кинулся к двери.
Между тем, Джиневра, снова потерявшая сознание, скоро пришла в себя от ласковых слов маски. Опустив свои большие черные глаза, пугаясь встретить его взгляд, она обратилась к незнакомцу смущенным голосом:
— Простите, благородный рыцарь, что я так нескромно говорила с вами. Мои уста выдали тайну моего сердца, но, клянусь своим спасением, я бы не позволила себе подобных признаний, если бы могла подумать, что мои слова достигнут вашего слуха.
— Это уверение излишне, прекрасная Джиневра, — отвечал человек в маске, — но меня огорчает мысль, что вы полюбили человека, который может дать вам взамен только любовь брата. Выслушайте меня. При помощи этого ключа вы можете пройти подземным ходом в отель Суассон. Тогда вам будет уже легче скрыться. Выйдя отсюда, ждите меня со стороны, прилегающей к церкви Святого Евстафия, в продолжение часа. Если в течение этого времени я не присоединюсь к вам, то уходите, а завтра утром ступайте в Лувр. Там спросите девицу Эклермонду. Вы не забудете этого имени, Джиневра?
— Я буду его помнить, — отвечала итальянка с чувством ревности.
— Вы найдете ее в числе фрейлин королевы Луизы, отдайте ей эту бумагу.
— На ней кровь! — вскричала Джиневра, принимая письмо.
— Я начертал это острием моего кинжала. Но исполните ли вы мою просьбу?
— Я согласна.
— Ну а теперь, прекрасная Джиневра, — продолжал он, — вооружитесь всем вашим мужеством, вы должны одна выйти из этой комнаты.
— А вы?
— Не заботьтесь обо мне. Более дорогая жизнь, чем моя, зависит от этой бумаги и от вашего побега. Вы сказали, что любите меня, вы уже доказали мне вашу преданность. Но я прошу у вас еще и этого доказательства. Не останавливайтесь, что бы вы ни увидели или услышали, и уходите, когда я вам скажу. У вас есть кинжал?
— Разве есть итальянка, которая бы его не имела?
— Отлично. Вы, которую не страшит смерть, не должны ничего бояться. Вашу руку! Я снова вступаю в роль маски. Будьте тверды… О!.. Слишком поздно.
Это последнее восклицание вырвалось у Кричтона, когда он увидел, что входная дверь поднята и появляется стража Екатерины. Одна за другой мрачные фигуры входили в комнату, наконец был введен связанный человек в маске, которого вели Оборотень и Каравайя.
— Что все это значит? — спросила испуганная итальянка.
— Не спрашивайте меня, но следуйте за мной, — отвечал шотландец, поспешно подходя к королеве. — Ваше величество, — вскричал он, — прошу вас, позвольте этой молодой девушке удалиться, пока еще не совершена казнь. Позвольте ей подождать нас в коридоре вашего дворца.
— Будь по-вашему, — отвечала Екатерина.
— Уходите, — прошептал Кричтон Джиневре, — у вас ключ, вот потайная дверь.
— Она не выйдет отсюда, — сказал Руджиери, схватив за руку молодую девушку.
— Что значат твои слова, старик? — вскричал кавалер. — Какое ты имеешь право противиться тому, чтобы она ушла?
— Право отца, — отвечал Руджиери, — она моя дочь.
— Твоя дочь? — вскричала девушка, отступая с ужасом. — О, нет, нет, я не твоя дочь.
— Ты дочь Джиневры Малатеста, ты моя дочь!
— Не верьте ему, дорогой сеньор, — вскричала итальянка, хватаясь за шотландца, — он бредит! Я не дочь ему.
— Клянусь своей душой, я сказал правду, — вскричал Руджиери.
— Наше терпение истощилось, — сказала тогда королева. — Пусть эта девушка остается на своем месте, мы еще не закончили с ней. Казнь Кричтона должна совершиться безотлагательно.
— Его казнь? — вскричала итальянка. — Так это Кричтона будут убивать?
— Не тревожьтесь, — прошептала маска. — Не думайте обо мне, но, пользуясь смятением, постарайтесь скрыться.
— Ты угадала, — отвечала Екатерина, улыбаясь с жестоким выражением, — под этой маской скрывается лицо твоего возлюбленного.
— Эта маска! Ах!..
В эту минуту Екатерина захлопала в ладоши. Между солдатами произошло движение. Маску вытащили вперед, и Оборотень вынул шпагу.
Шотландец быстро стал между Екатериной и палачами. Он придерживал рукой маску.