Заговор королевы
Шрифт:
— Слушайте! — вскричала Маргарита, хватая руку Генриха своей пылающей рукой. — Ваша жена вас оскорбила, вы ее не любите?
— Я уже сказал вам о состоянии моего сердца, ваше величество. Не раскрывайте кровавой раны.
— Я раскрываю ее для того, чтобы вылечить. Слушайте меня. Если исход этой борьбы будет роковым для… шевалье Кричтона, моя любовь будет вашей наградой.
"Ventre-saint-gris! — подумал Генрих. — Вот оригинальное возмездие за мою обиду!"
— Что вы скажете на это? — спросила с нетерпением королева.
— Неужели вы можете сомневаться в моем ответе, Маргарита? Я принимаю ваше предложение. Но что будет служить мне ручательством вашей искренности?
— Мое слово, слово оскорбленной и мстительной женщины, слово королевы.
— Когда оскорбление будет отмщено, королева забудет то, что обещала женщина.
— Женщина никогда не забудет, что она королева, — отвечала гордо Маргарита. — Когда мы приказали барону Вито убить развратного дю-Гюа, когда мы сделали ему такое же предложение, как делаем вам теперь, он не колебался. Но он нас любил долгое время.
— Я вас любил еще дольше, Маргарита, — отвечал Генрих взволнованным голосом, — и я исполню ваше приказание. Но не сравнивайте меня с убийцей Вито.
— Я не могу порицать вашу недоверчивость, шевалье, — сказала королева, принимая прежний нежный и ласковый тон. — Если бы я сделала вид, что люблю человека, которого я никогда не видела, черты и имя которого мне неизвестны, я солгала бы, я бы вас обманула. Но в вашем голосе есть что-то такое, что внушает мне доверие. Я вам не колеблясь раскрыла все тайны моей души. Как благородный рыцарь вы их не выдадите. Повинуйтесь моей просьбе, и я исполню мое обещание. Вы требуете залог моей искренности. Вот это победит все ваши сомнения.
С этими словами она сняла с шеи жемчужное ожерелье, блеск которого соперничал с ослепительной белизной ее кожи.
— Это подарок Генриха Наваррского, — сказала она.
— Черт возьми! — вскричал король. — Его подарок?
— В день нашей свадьбы. Теперь он ваш.
— Если бы Генрих Наваррский предвидел такую судьбу этого ожерелья, он скорее отрезал бы себе руку, чем дал бы его вам.
— Что вы говорите?
— Извините, ваше величество. Я имею странную привычку ставить себя на место других, и в эту минуту я вообразил себя на месте вашего доверчивого супруга.
— Довольны вы этим залогом? — спросила с нетерпением королева.
— Вы уступаете его без сожаления?
— Без малейшего. Я пожертвовала бы моей жизнью, отдала бы мое королевство на алтарь возмездия, а вы думаете, что я не решаюсь расстаться с подарком человека, которого я никогда не уважала. Однако не заблуждайтесь и не думайте, что этот залог не имеет никакой цены. Это моя судьба! С ним вы можете требовать исполнения моего обещания или, — прибавила она изменившимся голосом, — погубить меня. Довольны ли вы?
— Дайте мне это ожерелье.
— Снимите ваш шлем, я сама повяжу его. Идите на арену! Смерть изменнику и позор неверной жене!
— Да, — отвечал король, снимая шлем и устремляя суровый взгляд на Маргариту. — Примите на себя ваши собственные слова. Позор неверной жене!
— Генрих! — вскричала королева. — Сжальтесь! Сжальтесь!
— Молчите! — сказал король. — Вот мое возмездие.
Маргарита сделала страшное усилие, чтобы побороть свое волнение, но силы изменили ей, ноги подкосились, и она упала без чувств на руки ла Ребур, вовремя подоспевшей ей на помощь.
— Дай мне твой платок, моя милая, — сказал Генрих, обращаясь к ла Ребур, — он будет моим залогом вместо этого опозоренного ожерелья. Теперь твою руку, нет, твои губы. Мы скоро увидимся опять.
— Желаю успеха вашему величеству, — сказала ла Ребур, провожая глазами короля. — Поздравь меня, Ториньи, — прибавила она, увидев входящую флорентийку. — Мои надежды исполнились.
— Каким образом? — спросила Ториньи.
— Тс! Ее величество приходит в себя. Эта новость не для ее ушей.
— Он ушел? — спросила Маргарита слабым голосом.
— Он вернулся на арену, ваше величество, — отвечала ла Ребур.
— А мое ожерелье?
— Вот оно.
С этими словами ла Ребур насмешливо показала отвергнутый королем залог.
— Помоги мне сесть в кресло, Ториньи, — сказала королева, оставляя руку ла Ребур. — Если Кричтон будет победителем в этой встрече, попроси Эклермонду прийти сюда. Оставь нас, ла Ребур! Как я ненавижу ее, — прибавила она, оставшись наедине с Ториньи.
— И не без причины, — отвечала многозначительным тоном флорентинка.
БЕРБЕРИЙСКАЯ ЛОШАДЬ
Между тем Кричтон, отвечая на вызов короля Наваррского, тотчас же выехал на арену, заставив свою лошадь демонстрировать по дороге грациозные вольты и высокие прыжки.
Воодушевленный восторженными криками и, еще более того, предстоящей встречей с противником королевской крови, обнаружив также, что Бурбон сошел с лошади и исчез в королевской галерее, шотландец подозвал оруженосца и, взяв у него копье, снова помчался по арене.
Ничто не могло сравниться с ловкостью и грацией, с которыми он управлял своей лошадью. Казалось, животное повиновалось его малейшим движениям.
Гарцуя по арене, шотландец бросал в воздух и ловил свое тяжелое копье. Он три раза повторил этот маневр, прежде чем сделал один круг, в конце которого мгновенно остановился, словно окаменел на месте.
Но восхищение зрителей не знало границ при виде того, что за этим последовало. По распоряжению Кричтона на один из столбов ограды было привязано кольцо. Сделав полуоборот, Кричтон снова помчался по арене, бросая и ловя копье, и наконец, на всем скаку сорвал его острием кольцо со столба.