Заговор королевы
Шрифт:
— И есть такие преступления, за которые нет прощения, — сказал печально Кричтон. — Дай Бог, чтобы ваше величество не предложили бы мне чего-нибудь подобного.
— Будьте терпеливы, — отвечала королева, — сейчас вы узнаете, что мы хотим вам предложить. Наши планы вам уже известны, следовательно, нам нечего сказать вам о нашем проекте лишить трона Генриха и передать его корону герцогу Анжуйскому.
— Я знаю все это, — сказал Кричтон.
— Но вы не знаете, — продолжала Екатерина, приближаясь к шотландцу и понижая
— В Париже? А!..
— В Лувре, в этом дворце, который будет скоро его собственным дворцом.
— Боже мой!
— Бюсси д'Амбуаз, его любимец, прибыл сегодня из Фландрии. Все идет отлично. У нас есть золото Испании и шпаги Шотландии и Швейцарии, так как королевская стража на нашей стороне. Все наши агенты и шпионы за делом, каждый квартал города наполнен ими. Наши партизаны собираются и ожидают только сигнала к началу действия. Этот сигнал будет дан сегодня вечером.
— Так рано!
— Да, так рано! — повторила с увлечением Екатерина. — Нострадамус предсказал, что все наши сыновья будут королями. Завтра его предсказание исполнится.
— А Генрих?
Екатерина побледнела и вздрогнула, схватившись за плечо шотландца, чтобы не упасть, — так сильно было ее волнение.
— Что же будет с королем, вашим сыном? — повторил суровым тоном Кричтон.
— Из наших сыновей, — вскричала в волнении королева, — Генрих был всегда нам дороже всех. Ни болезненный Франциск, ни грубый Карл никогда не были близки нашему сердцу. Но Генрих, всегда покорный нашей воле, Генрих, которому сама природа назначила царствовать и для которого мы помогли сбыться этому назначению, был всегда нашим любимцем.
— И теперь вы хотите уничтожить ваше собственное дело, хотите пожертвовать сыном, который вам дороже всех?
— Наша безопасность требует этой жертвы, — отвечала с глубоким вздохом Екатерина. — С некоторого времени Генрих стал капризным и упрямым. Он отказывается следовать нашим советам, не признает более нашей власти. Сен-Люк, Жуаез, д'Эпернон управляют всем вместо нас. Закон запрещает нам царствовать лично, поэтому мы царствуем через наших сыновей.
— И в сравнении с любовью к власти материнская любовь ничего не значит? — сказал Кричтон.
— Против великих решений она не должна ничего значить, против судьбы она ничто. Так к чему же сожалеть о его падении? К чему откладывать решение его участи? Шевалье Кричтон, — продолжала Екатерина голосом, от которого кровь застыла в жилах шотландца, — он должен умереть!
Несколько мгновений длилось страшное молчание, в течение которого собеседники внимательно смотрели друг на друга.
— Боже мой! Это ужасно! — вскричал наконец шотландец. — И мать может говорить таким образом!
— Слушай! — вскричала Екатерина. — Слушай и узнай, с кем ты имеешь дело. Ценой моей крови я достигла этой власти, ценой этой
— От руки матери?
— Нет! Моя рука могла бы дрогнуть. Для этого мне нужна рука более надежная. Слушайте, — продолжала она уже совершенно спокойным тоном. — В полночь все будет готово. Переодетые партизаны Анжу явятся во дворец. Бюсси д'Амбуаз берет на себя д'Эпернона, Сен-Люка и Жуаеза, у него есть с ними старые счеты, и вы знаете, что его шпага редко ему изменяла. Герцог Неверский уже наш. Вилькье, д'О — это флюгеры, которые поворачиваются туда, куда дует ветер. Остается один Генрих и…
— И что же, ваше величество?
— Он назначен вам.
— Мне?
— Мы убедили его отложить до полуночи большой турнир, в котором он сам примет участие. Во время схватки он будет искать вас. Тогда опускайте ваше копье и бросайтесь на него с криком: "Да здравствует Франциск- III". Мы слишком хорошо знаем силу вашей руки, чтобы сомневаться в роковом исходе этой встречи. Этот крик, этот смертельный удар будут сигналом для Анжу и нашей партии. На него ответят. Солдаты Генриха будут истреблены, и корона перейдет к его брату.
— Кровавая сцена, которую вы описали, — сказал Кричтон, — напоминает мне далекие июльские дни 1559 года. Перед Турнельским замком был устроен блестящий турнир, чтобы отпраздновать брак Елизаветы Французской с Филиппом, королем Испании. Король-рыцарь ломает копье со всеми. Этот король — ваш супруг. Этот король — Генрих II!
— Довольно! Ни слова более!
— Этот монарх просит залог у своей супруги, желая переломить в ее честь копье. Она посылает ему шарф. Тогда король велит графу Монтгомери приготовиться для встречи с ним. Граф ему повинуется. Противники бросаются друг на друга, копье Монтгомери сломано…
— Молчите! Мы приказываем вам!
— Но осколок древка пробивает череп короля, — продолжал Кричтон, не обращая внимания на угрожающий взгляд Екатерины. — Несчастный монарх падает, смертельно раненный. Вы были свидетельницей этой страшной катастрофы. Вы видели, как ваш супруг упал окровавленным на арену, и готовите подобную же участь вашему сыну, его сыну!
— Вы закончили, наконец!
— Неужели вы думаете, что я возьмусь за дело, от которого содрогнулся бы последний бродяга вашей Италии.
— Если мы предлагаем вам черное и страшное дело, то ведь мы даем вам и соответствующую награду, — отвечала Екатерина. — Смотрите, — продолжала она, показывая кусок пергамента с большой печатью, — вот ваше назначение маршалом Франции.
— Оно помечено завтрашним числом.
— Оно будет утверждено сегодня вечером, — отвечала королева, кладя пергамент на стоявший рядом стол. — Каков же ваш ответ?
— Вот он! — вскричал Кричтон, вонзив кинжал в то место пергамента, где было выписано его имя.