Заговор, которого не было...

Миронов Георгий Ефимович

— Не понял?

— Можно на один срок, можно на другой, а можно и на «вышку» пойти.

— Нет такого закона, чтоб за изнасилование — вышку. Тем более что вопрос тут тонкий. Это было даже не изнаси­лование, а преодоление легкого сопротивления. На грани добровольной сдачи.

— Я имею в виду не Наталью, которая свою роль сыгра­ла. Давайте восстановим обстоятельства той страшной ночи в подробностях, в мелочах.

— Ну, значит, пришел я к ней вечером, часов в одиннад­цать, принес «пузырь» «Кагора» и конфет россыпью, вы­пили по стакану...

—

И тут вы, Дробов, накинули жертве на шею свою удавку...

— Вы про что, гражданин следователь? Какая удавка? Я накинул ей на шею шаль, что на рынке купил. По­дарок.

—А что бы мог рассказать человек, которому вы не шаль на шею, а удавку набросили?.. Если бы он смог загово­рить? А?

— Да нет... Не может того быть... Не сможет он заго­ворить.

—А почему?

— Так... Это... Умер он.

– Кто?

— Так человек этот...

— Которому вы удавку на шею набросили и задушили?

— Нет, не душил я. Это они ножами, заточками, касте­тами... Потом он...

– Кто?

— Ну, Роман, облил бензином и поджег... Я сам видел, как он горел... Как бежал к лесу, весь полыхая пламенем... Нет, не мог он выжить...

—А если мог? Если он сейчас уже поправляется? И ско­ро я смогу провести очную ставку? И он покажет, что именно вы душили его удавкой?

— Нет... Нет, не было этого. Изнасиловал — да, при­знаю. Чего вам еще надо? Признал человек свою вину. Так вот он я — сажайте меня!

— Посадим, но ненадолго: сколько там придется сидеть до суда. И потом — после суда, пока к вам не применят высшую меру наказания. Я, конечно, не судья. Но думаю, что прокурор потребует вам и Роману смертной каз­ни. Если...

— Если? Если что?

— Если вы в ходе расследования этого и других совер­шенных вами и вашими подельниками преступлений не начнете сотрудничать со следствием. Поймите, Дро­бов, вы крепко вляпались. Это вам не драки, не кражи и даже не изнасилования. Это совершение ряда убийств в корыстных целях, целях завладения чужим имуществом, в составе группы, с особой жестокостью. Это — смерть, Дробов.

— Так я не отказываюсь, это, от сотрудничества... Так, гражданин следователь... Я ж просто подчинялся... Это Ро­ман приказывал... Они с Венькой, младшим братом, и уби­вали... А я что. Накинул, это, удавку...

— Вот и на вас накинут удавку и... Вы помните, что было с вашими жертвами, когда на их шеи накидыва­ли удавки? Они хрипели, кричали, просили о помощи? Или не получалось крика, не могли вырваться из поси­невших губ слова, и они просто умирали, быстро и мучи­тельно?

— Да нет, не так. Нет! Не получалось у меня быстро.

— Вы, вроде, не слабый человек, качаетесь?

— Качаюсь. А сноровки не хватает. Так что накиды­вал — да, мучения, как вы говорите, жертвам причинял, — да. Но это другая статья, я не юрист, но я знаю! Не убийство это. Умирали те, наши жертвы, от ударов ножом и заточ­кой... Это Рома и Веня убивали. А я только душил...

— Только душил... Ну, если вы только душили, и смерт­ной казни вам бояться не надо... кстати, смертная казнь че­рез повешение у нас в стране не применяется. А жаль... Но расстрел тоже вещь неприятная. И главное, сделаете сей­час ошибку, не будете до конца искренни, исправить по­том что-то будет уже невозможно. С того света не возвра­щаются, так что давайте, давайте, рассказывайте. И не спе­шите, подробности меня интересуют, подробности. Да не того, как вы по предварительному сговору якобы изнаси­ловали Наталью, а подробности: как убивали в сосновом лесу владельца автомашины ВАЗ и его товарища...

— Так, значит...

— Ничего не значит. Убивали, да одного не убили. Он вас узнает, можете не сомневаться.

—Да я готов, готов. Гражданин следователь. Я — чисто­сердечно! Это они...

«Словом, дал Дробов исчерпывающие показания по со­бытию преступления. Припертый собранными мной к тому времени доказательствами изложил все, что знал, очень близко к действительности. Очень близко пото­му, что когда он вынужден был ввести в свой рассказ брать­ев Ахтаевых, на них и стал валить основную вину в убийстве».

А вина-то делилась на всех...

Следователь прокуратуры размышляет

Михаил Коржев, следователь Кировской областной прокуратуры по особо важным делам, уже привык возвра­щаться с работы в темноте.

Во-первых, поздней осенью и зимой рано темнеет, во- вторых, пораньше с работы не сбежишь, не та служба. Ему даже смешно себе представить, как вот он подойдет, ска­жем, за час до окончания рабочего дня, и как какой-нибудь бухгалтер «отпросится» у начальства. Дескать, надо в поли­клинику или дочку из детсада забрать, жена не может, у нее парикмахерская, или еще что-нибудь, вроде того, что ему надо на концерт или в театр пораньше, надо домой, надо в магазины или на тренировку...

И такая это хреноватая служба, что себе не принад­лежишь.

И такая это замечательная работа, что понимаешь, для чего на этой земле небо коптишь, хлеб жуешь, для чего живешь.

Для того, чтобы другие люди как раз и могли жить нор­мально — ходить в театры, на концерты и не бояться, что по дороге домой их ограбят; бегать на тренировки, не ду­мая о том, что в это время какие-то отморозки перевернут верх дном твою квартиру; навещать с женой тещу, пока дочь сама возвращается из детсадика, и не бояться, что на нее нападут подонки-насильники.

Очистить родной город хотя бы от уличной преступнос­ти — воров, грабителей, разбойников, насильников, хули­ганов — в этом и есть смысл жизни и счастье.

В последнее время Михаил задумывался и о том, что хо­рошо бы очистить город и от взяточников, коррупционе­ров, мастеров хозяйственных преступлений и банковских афер. Но понимал, что каждый должен заниматься своим делом.

У него вот неплохо получилось «жуликов» ловить, тех, кто совершил преступления против личности. Такая вот у него специализация образовалась. Вот и ладно — он бу­дет делать свое дело, а его товарищи свое. И все будет хо­рошо.