Заговор красавиц
Шрифт:
То была герцогиня Савернская, бабушка Фабиана.
– Это чудо, мадам! – воскликнула Лина. – Я и представить себе не могла такого дивного зрелища!
– Я очень рада, – сказала герцогиня. – Но это стоило уйму денег, достойных лучшего применения.
Надо же! Лина сказала почти то же самое, а Китти обвинила ее в том, что она «социалистка»!
– Я предпочла бы, – продолжала герцогиня, – чтобы мой внук пригласил своих английских друзей на свою свадьбу.
– Герцог женится? –
Старая дама покачала головой.
– Увы, нет. Но вы же понимаете, леди Литтлтон, что мы, его родные, любим Фабиана и потому хотим, чтобы он остепенился и завел семью.
Тон, которым герцогиня произнесла это, и то, как она при этом посмотрела на Лину, дали ей понять, что герцогиня не напрасно завела этот разговор.
Несомненно, кто-то успел доложить бабушке герцога о его новом увлечении, и почтенная дама явилась предупредить Лину, что семья герцога отнюдь не будет обрадована тем, что Лина вторглась в его жизнь.
Герцогиня, очевидно, ожидала ответа Лины. Поэтому после паузы Лина сказала:
– Я… я уверена, что в конце концов герцог… выполнит свой долг перед самим собой и своим семейством…
– Его долг, – сказала герцогиня, – состоит в том, чтобы жениться на женщине, равной ему по положению. Вам, должно быть, известно, леди Литтлтон, что у нас во Франции немалая часть браков заключается лишь на том основании, что человек в положении моего внука просто не может позволить себе совершить мезальянс.
Она помолчала и, видя, что Лина не отвечает, продолжала:
– Благородную кровь надлежит смешивать лишь с благородной кровью. Каждый французский аристократ, знает это с самого рождения. У нас во Франции традиции значат очень много…
Лина наконец поняла, что имеет в виду герцогиня.
У нее, Лины, конечно, есть титул, и со стороны может показаться, что она ровня герцогу, но его родственники хотят, чтобы он женился, а не заводил очередной роман с женщинами, уступающими ему по общественному положению.
Лине очень хотелось спросить, думала ли герцогиня то же самое о Дэйзи, Эви и Китти. Впрочем, вряд ли у старушки хватит честности ответить «да».
Лина знала, как горды французы, особенно те, кто принадлежит к ancien regime. Они ведь до сих пор не хотели признавать титулов, пожалованных Наполеоном Бонапартом!
Лина с улыбкой подумала, что три грации этого не учли.
«Им следовало бы сделать меня по меньшей мере графиней!»
Впрочем, фальшивую графиню достаточно быстро могли бы уличить.
Эта беседа с бабушкой герцога нравилась Лине все меньше и меньше.
Выручил Лину ее кавалер, который танцевал с ней прошлый танец. Он, запыхавшись, появился на террасе с бокалом шампанского в руке.
– Я потерял вас, мадам, – сказал он. – Простите, что я так задержался – я никак не мог найти лимонада. Быть может, вы согласитесь утолить жажду шампанским?
– Благодарю вас, – ответила Лина. – Вы очень любезны.
Она взяла бокал, отхлебнула глоток, обернулась к герцогине – и обнаружила, что та незаметно исчезла.
– Вы разрешите пригласить вас на следующий танец? – спросил француз. – Вряд ли нужно говорить, что мне не хочется танцевать ни с кем, кроме вас. Если вы откажете, этот вечер для меня будет окончательно испорчен!
Он говорил по-французски, и слова его звучали куда настойчивей и выразительней, чем по-английски. Лина со смехом ответила:
– Право, мсье, вы мне льстите! К тому же я уже приглашена на три следующих танца.
– Тогда четвертый – за мной! – воскликнул француз и сам вписал свое имя в ее программку.
Но Лина обнаружила, что выполнить все свои обещания она просто не в состоянии.
Бал начался как положено, и поначалу все было чинно и корректно.
Но романтическая атмосфера, обстановка и, возможно, превосходное шампанское, которое разносили лакеи в пудреных париках, заставляли сердца биться чаще, в такт ускорявшейся музыке скрипок.
Воздух трепетал, все вокруг сверкало и искрилось, и Липа не могла оставаться равнодушной среди всеобщего возбуждения.
Отвечая на комплименты кавалеров, Лина казалась себе необыкновенно остроумной. Она уже не внимала диалогу из пьесы, но сама участвовала в ней.
Все мужчины, с которыми она танцевала, приглашали ее прокатиться в гондоле, но, глядя на гондолы, удалявшиеся в тень моста Вздохов, Лина чувствовала, что это было бы неблагоразумно.
Она была уверена, что, если она согласится отправиться с кем-то из этих мужчин – неважно, с кем именно, – в гондоле, он непременно захочет ее поцеловать или допустит другую вольность.
А она этого не хотела. Она не хотела, чтобы кто-то из мужчин прикасался к ней. Хотя, если быть честной, один из них…
Последняя мысль смутила Лину. Но время шло, один танец сменялся другим, а герцог и не думал приближаться к ней. И Лина ждала, томилась, тосковала и мысленно звала его.
– Я хочу поговорить с ним… Я хочу танцевать с ним! – шептала она. Было уже поздно, а они даже не обмолвились с ним словом за весь вечер.
Лина не могла понять, почему он избегает ее. Она видела, что он танцует с Китти, с Дэйзи… Следующей, должно быть, будет Эви.
Лина заметила, что блистающий зал уже не кажется ей таким прекрасным, как вначале. Разочарование давило ей на сердце тяжелым камнем.