Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

Дойч Гарольд С.

В то же время бенедиктинский архиепископ Фиделис фон Штотзинген поставил под сомнение искренность и честность намерений Келлера и попросил Мюллера проверить факты, касавшиеся Волсера. Мюллер отправился в Берлин, где выяснил у ведшего это дело прокурора, которого он знал лично, что сам Волсер не находился под подозрением. В конечном итоге Келлер испытал на себе «розги» церковной дисциплины. Вместо того чтобы стать хозяином аббатства в Бюроне, как он того добивался, Келлер, по настоянию архиепископа, был лишен звания настоятеля аббатства, удален из аббатства и в качестве дисциплинарного взыскания сослан в бенедиктинское аббатство, располагавшееся на горе Сион в Палестине [77] .

77

Келлер утверждал, что он не стремился к тому, чтобы архиепископ не смог вернуться в Германию; он, по его словам, лишь отказался дать тому письменную гарантию того, что он может возвращаться, ничем при этом не рискуя. Келлер согласился с тем, что был направлен в Палестину в качестве дисциплинарного взыскания, подчеркнув при этом, что причиной наложения этого взыскания стала направленная против него информация, предоставленная доктором Мюллером из Берлина.

Однако ссылка в церковное «захолустье» отнюдь не охладила пыла и страсти Келлера к интригам. Вскоре он, по слухам, свел дружбу с великим муфтием Иерусалима, считавшимся одним из величайших интриганов и заговорщиков того времени. Этот контакт Келлера, реальный или вымышленный, немедленно привлек к нему внимание разведслужб [78] .

Именно этот фактор повлиял, очевидно, на то, что по возвращении в Бюрон Келлер вскоре стал работать на таких влиятельных и состоятельных хозяев, как абвер, направлявший его деятельность через свое управление в Штутгарте, а также СД во главе с Гейдрихом [79] .

78

Келлер утверждает, что с великим муфтием он случайно встретился лишь однажды в Берлине во время войны; до этого он вступил с ним в контакт лишь один раз через третьих лиц, когда ему потребовалось рекомендательное письмо в связи с археологической экспедицией в Трансиорданию. Келлер также сумел получить аналогичное письмо от Глаб–паши, создавшего, по поручению англичан, иорданскую армию.

79

Сам Келлер утверждал, что СД в ходе «невидимой войны» никогда его не вербовала; то, что он делал для СД, лишь случайно совпадало с тем, что он делал для абвера, на который он и работал.

Что касается работы на абвер, то Келлер сумел получить на это письменное разрешение со стороны нового архиепископа аббатства в Бюроне Бенедикта Бауэра, который сменил сложившего с себя полномочия Волсера в декабре 1938 года. Именно Бауэр, проигнорировав предостережения относительно Келлера, высказанные ему Августином Майером, стал привлекать Келлера, по словам Майера, к той части деятельности аббатства, которая носила конфиденциальный характер, в результате чего Келлер впервые «познакомился» с СД и вошел в контакт с ее представителями. Выполнял эти конфиденциальные поручения Келлер весьма успешно; в частности, ему удалось добиться содействия СД в том, чтобы аббатство не было подвергнуто слишком суровому наказанию за нарушение правил валютных операций. Ему также удалось добиться поистине небывалого успеха, когда благодаря его стараниям были освобождены из–под ареста несколько братьев бюронского аббатства. В аббатстве его деятельность вызвала восхищение; однако за его пределами возникали вопросы: а за какие такие выдающиеся услуги СД идет ему навстречу? Однако Келлер, относясь с пониманием к подобным подозрениям, утверждал, что он не оказывал никаких услуг шефу управления СД в Штутгарте Штайнлю, благодаря содействию которого происходило все вышеупомянутое. Он, по его словам, стал «возвращать долг» лишь после начала работы на абвер, «направляя Штайнлю копии своих донесений» [80] .

80

Как утверждал Келлер, он не получал за это от СД никакого вознаграждения. Он также утверждал, что никогда не был зачислен на службу в СД и не имел какого–либо ранга службы безопасности. Что же касается его работы на абвер, куда он был формально зачислен, то она осуществлялась на следующих условиях: 1) он не должен был работать на вражеской территории; 2) он не призывался на военную службу, и на него не распространялись правила воинской дисциплины; 3) он не должен был использовать свои связи в интересах церкви и ее учреждений.

Когда началась война, Келлер практически все свое время посвящал полномасштабной работе на военную разведку, и, хотя при этом носил церковные одежды и продолжал официально числиться в аббатстве в Бюроне, он получил возможность совершать поездки за границу. В конце 1939 года он прибыл в Швейцарию, где случайно произошла его встреча с одной из околооппозиционных фигур, обладавшей способностью навлекать на себя неприятности. Речь идет об Этшейте – том самом берлинском адвокате, который обратил внимание Канариса на личность Мюллера. Канарис послал Этшейта в Швейцарию для своего рода прощупывания почвы, а в значительной степени для того, чтобы сделать приятное своему личному другу генералу Гальдеру [81] .

81

Этшейт не был официально зачислен в абвер, обладая лишь статусом секретного информатора. В частности, ему было поручено провести встречу с бывшим канцлером Йозефом Виртом. Мюллер советовал Канарису и Остеру, чтобы Этшейт держался подальше от Вирта, поскольку, как Мюллер мог лично убедиться в 1938 году в Риме, Вирт, выпивши, терял самоконтроль и говорил много лишнего.

Находясь в Швейцарии, Этшейт случайно встретил Келлера, которого он немного знал раньше и в целом оценивал положительно. Затем последовало дружеское застолье, во время которого было немало выпито, причем Этшейт продемонстрировал значительно меньшую стойкость к воздействию алкоголя, чем его собеседник. Будучи уверен в том, что этот священнослужитель враждебно настроен к нацизму, а также руководствуясь в значительной степени желанием завербовать его и использовать для сбора информации,

Этшейт выболтал в ходе встречи, что в Германии готовится военный заговор, возглавляемый такими генералами, как Гальдер, Хаммерштейн и Бек, целью которого является свержение Гитлера. По поручению Гальдера, сказал Этшейт, он приехал в Швейцарию, чтобы провести прощупывание почвы, а Йозеф Мюллер постоянно посещает Рим для того, чтобы подготовить почву для мирных переговоров. В конце их встречи, будучи охвачен симпатией к собеседнику и сочувствием к унылой и бесцветной жизни «бедного монаха», Этшейт дал Келлеру 100 швейцарских франков, чтобы «луч света осветил» его, судя по всему, безрадостное и тусклое существование [82] .

82

Келлер подтверждал, что провел вечер с Этшейтом, но отрицал, что тот сильно напился, а также не смог вспомнить получение 100 франков в качестве подарка. Он отмечал, что не нуждался в деньгах; это, безусловно, не подлежит сомнению, но из соображений безопасности он вполне мог держать это в тайне и для этого не отказываться от подарка.

Счет за ужин Этшейт оплатил сам. А вот головную боль за последствия проведенной им вечеринки делить с ним, к несчастью, пришлось уже другим [83] .

Келлер первым делом решил отправиться в Рим и выяснить, что там делает Мюллер. Разговаривая с несколькими людьми, из которых он надеялся выудить информацию, Келлер говорил им, что, насколько он слышал, Мюллер ведет переговоры о мире от имени генералов–заговорщиков. К счастью для Мюллера, он прибыл в Рим практически в это же время и был предупрежден об опасности своими друзьями–бенедиктинцами в Сан–Анселмо, и в первую очередь Августином Майером.

83

Одним из последствий стал разрыв отношений между Этшейтом и справедливо возмущенным и разгневанным Гальдером, которому о том, что произошло в тот вечер, рассказал Канарис. Вывод был кратким: «Он повел себя недостойно». Бедняга Этшейт умер в концлагере в 1944 году.

Спешно вернувшись в Берлин, Мюллер проинформировал обо всем Канариса и Остера, которые вскоре получили серьезное подтверждение этому и из других источников. Келлер также вернулся в Германию и представил отчет своим работодателям в Штутгарте. К счастью, его первый доклад о поездке был получен в абвере. Как только Мюллер переступил порог Тирпиц–Уфер, Остер и Донаньи тут же обратились к нему с претензией, показав доклад Келлера, представленный в управление абвера в Штутгарте. Остер был явно недоволен, однако он выразил это недовольство довольно беззлобно и даже с некоторым юмором, имевшим определенный протестантский оттенок: мы рассчитывали, сказал он, что некоторые структуры могут создать вам проблемы, но никак не думали, что придется оберегать вас от католических священников.

Тучи над оппозицией начали сгущаться. Небе предупредил Мюллера о грозящей опасности; он сумел ознакомиться с докладом Келлера, направленным в СД, и даже придержать его на короткое время. Небе также сообщил, что доклад произвел столь сильное впечатление, что Келлера пригласили на личную беседу с Гейдрихом. Келлер не только рассказал внушавшему всем страх шефу СД все подробности беседы с Этшейтом, но также приукрасил свой рассказа заявлениями, что Мюллер, находясь в Риме, неоднократно посещал личные покои папы. Перемешивая правду с вымыслом, Келлер утверждал, что Мюллер является личным посланником понтифика, а также архиепископа бенедиктинского ордена и других представителей церковных структур, которых он поименно упомянул.

Ситуация складывалась явно угрожающая. Для ее прояснения Донаньи вызвал Келлера на Тирпиц–Уфер, якобы для того, чтобы прояснить, по приказу Канариса, некоторые вопросы его доклада, представленного в управление военной разведки в Штутгарте. В ходе состоявшейся беседы, как сообщил потом Донаньи Мюллеру, Келлеру было предложено рассказать о беседе с Гейдрихом, в конце которой, как выяснилось, шеф СД заявил, что теперь арест Мюллера – это вопрос нескольких дней.

Над оппозицией нависла угроза общего кризиса, могущего иметь для нее непоправимые последствия.

Как это часто бывало, в момент, когда тучи сгустились и гроза казалась неизбежной, явился ангел–хранитель, который разрядил ситуацию и спас всех от нависшей угрозы. Таким ангелом–хранителем оказался Канарис. Мюллер был очень удивлен и озадачен, когда Канарис вызвал его к себе и попросил написать короткую докладную записку о том, что, как он выяснил в Ватикане, «незадолго до начала войны» в Германии планировался военный переворот для того, чтобы предотвратить военный конфликт. Канарис попросил не упоминать имя Бека, но упомянуть Фрича, который погиб во время польской кампании, и, соответственно, подобное упоминание уже не могло нанести ему никакого ущерба. Также Канарис попросил Мюллера упомянуть в докладной и имя Рейхенау. Когда Мюллер пытался протестовать, говоря, что имя Рейхенау ни разу не было упомянуто ни в одной из бесед, Канарис ответил, чтобы тот не беспокоился по этому поводу и что у него есть свои основания просить Мюллера упомянуть имя Рейхенау в своей докладной. Встретившись с адмиралом в следующий раз, Мюллер, счастливый оттого, что по–прежнему на свободе, не смог сдержать свое любопытство и поинтересовался, что произошло с его «докладной». Канарис с удовольствием рассказал ему, что он пошел с этой докладной прямо к Гитлеру, преподнеся ее как «донесение от особо надежного агента в Ватикане». Когда фюрер, просматривая докладную, увидел в ней имя Рейхенау, он швырнул бумагу на стол и сказал: «Полная чушь». Канарис тут же пошел с этим комментарием, который был для него как боеприпас, к Гейдриху домой, благо тот жил неподалеку. «Вы только представьте себе! – сказал он Гейдриху. – Я показал фюреру крайне важное донесение моего самого надежного агента в Ватикане Йозефа Мюллера о планах военного переворота. Фюрер прочитал это донесение, а потом швырнул его на стол со словами: «Полная чушь!» [84]

84

Примерно в тех же чертах обрисовал ситуацию и Гальдер, который, так же как и Мюллер, узнал обо всем лично от Канариса.