Заговор против маршалов. Книга 2

Парнов Еремей Иудович

— Молодец! — поблагодарил президент и указал место рядом с собой.

— От всей души поздравляю,— изобразив удивле­ние, Эйдеман выпрямился во весь богатырский рост.— Трудно пришлось в полете?

— Совсем нет,— она немного понимала по-русски.— «Трудно в учении, легко в бою»,— произнесла почти по складам и радостно рассмеялась.

«Прелестная девушка»,— смущенно тронув раздво­енную мушку усов, подумал Роберт Петрович.

— В вашем лице, генерал, я хочу поблагодарить весь Советский Союз,— президент тоже поднялся.— С вашей помощью десятки турецких юношей и девушек узнали счастье полета,— он щелкнул пальцами, и в мгновение ока откуда-то из-за муслиновых занавесей возник пожилой господин во фраке. Ататюрк, не глядя, принял из его рук лакированный ларчик.— В знак дружбы наших народов и за содействие в обучении молодежи летному мастерству примите этот скром­ный подарок.

— Большое спасибо, господин президент,— Эйдеман осторожно раскрыл ларец. Утопая в сборках зеленого репса, в нем покоился массивный золотой портси­гар. На крышке красовался аэроплан, выложенный из ограненных изумрудов. Отчетливо читалась прихотливая вязь гравировки: «Эйдеману. Ататюрк. 25. X. 1936, Анкара».

— Кури на здоровье,— посмеялся вечером Кара- хан.— Насколько я знаю, президент авиационного об­щества «Турецкая птица» тоже приготовил для тебя оригинальный подарок.

— Хорошо встречаете,— пошутил Эйдеман.

— На Востоке любят роскошь и уважают гостей... Вообще-то положение не простое. В Ираке не без со­действия германской разведки произошел военный пере­ворот. Власть захватил профашист генерал-майор Бекир-Сидки. Снова со всей остротой встает вопрос о Баг­дадской железной дороге. Как ты знаешь, ее строила немецкая компания. От Коньи здесь, в Турции, через Багдад до Персидского залива. Сам понимаешь, что тут крепко задеты интересы Англии и Франции. На Ататюрка оказывают давление с самых разных сторон. В стране активизировались крайние силы. Линия на сотрудничество с СССР встречает растущее противо­действие.

Старый большевик Лев Карахан стоял у истоков советской дипломатии. Он был правой рукой Чичерина, участвовал в заключении Брестского мира, поднял до уровня посольства запутанные отношения с Китаем, подписал японо-советскую конвенцию. Первый полпред в Польше, заместитель наркома иностранных дел, глав­ный архитектор азиатской политики, он быстро наби­рал высоту.

Назначение в 1934 году в Анкару явилось недву­смысленным знаком опалы. Полпредство считалось вто­ростепенным. Но Карахан и здесь сумел проявить себя в полном блеске. Добившись новой, благоприятной для СССР Конвенции о режиме проливов, он вновь заста­вил говорить о себе во всех столицах мира.

«Как у нас не умеют, не любят и не хотят ценить настоящих людей»,— подумал Эйдеман. От При­макова, с которым виделся за месяц до его ареста, он слышал, что отношение к Леве прохладное.

В ответ на шифровку, где сообщалось о прибытии советской делегации в Анкару, из заграничного бюро Риббентропа в посольство рейха поступило распоря­жение: «Срочно пришлите подробный отчет с фото­снимками (только через офицера)».

Вице-консул Модель, оберштурмфюрер СС, бросился в транспортное агентство.

По правилам дипломатической службы сотрудник, везущий секретные документы, занимал отдельное купе в спальном вагоне первого класса. Но дорога была настолько загружена, что билеты продавались чуть ли не на месяц вперед. Пришлось пообещать хороший бакшиш. Плацкарту доставили уже к отходу поезда.

40

Запах лака еще ощущался в заново отделанном ка­бинете на Принц Альбрехтштрассе. Приподняв фраму­гу, Гейдрих оставил тонкую щель и задернул што­ры. Пришлось включить добавочный свет.

Прежде чем открыть совещание, он еще раз мет­нул косой, ускользающий взгляд на сотрудников. Ос­тался доволен. Здоровые, сильные, уверенные в себе, все в элегантно сидящих черных мундирах и, главное, молодые. Йосту и Крюгеру исполнилось, как и самому Гейдриху, тридцать два. Остальные только приближа­лись к тридцатилетнему рубежу, за которым начинается пусть медленный, но неотвратимый спад. Но до этого еще далеко. Хауптштурмфюреру Альфреду Науйоксу вообще двадцать пять. Член партии с тридцать первого года, в СД — с тридцать четвертого, он про­явил себя с самых лучших сторон на посту руко­водителя технической группы. Главное — создать сла­женный оркестр, ансамбль, способный мгновенно улав­ливать малейшие движения дирижера. Каждый мно­гократно проверен и прекрасно себя зарекомендовал. У каждого свои сильные и слабые стороны. Настал момент просуммировать, как в алгебраической задаче, плюсы и перемножить минусы, превратить их тем са­мым в полезную положительную добавку.

Итак: Дернер, Крюгер, Янке, Науйокс, Йост. Всего семь, вместе с Беренсом и Шелленбергом. Совершенное и счастливое число мирового порядка. Он, Гейдрих, восьмой. Число универсальное и тоже счастливое — восемь румбов пространства. Притом четное, когда ми­нусы перемножаются в плюс. Восьмая буква алфа­вита — буква движения, его, Гейдриха, буква. Hitler, Himmler, Heydrich. Все взвешено и продумано до ме­лочей, включая и эти метафизические бредни.

— Друзья! — с несвойственной для него патетикой обратился Гейдрих.— Вы, конечно, догадываетесь, за­чем мы собрались. Скажу без предисловий: план одоб­рен и с этой минуты вступает в действие. Однако, прежде чем начать обсуждение, считаю своим долгом напомнить высказывание фюрера на юбилее национал- социалистической организации студентов: «Тот, у кого недостает фантазии, ничего не добьется...» К счастью, все вы обладаете этим превосходным, истинно немец­ким качеством. Вам присуще и другое — холодный, ана­литический расчет. Позвольте выразить уверенность, что, сочетая одно с другим, мы добьемся желаемого успеха... А теперь прошу внимания,— он заговорил привычно-напористым тоном.— Межведомственная перепи­ска абсолютно запрещается. Как исключение, возможны запросы и требования, не раскрывающие даже наме­ком существо операции. Они проходят под грифом: «секретный документ государственной важности» и «только через офицера». Общее руководство возла­гается на штандартенфюрера Беренса... Вопросы, гос­пода?

— Вопрос один, группенфюрер, досье «Спецотдела « R»,— приподнялся Науйокс.— Без этого нельзя начи­нать работу.

— Начинать не только можно, но и необходимо,— Гейдрих дал знак не вставать.— Скажу даже больше: начнете именно вы, Альфред. Гвоздем программы будет письмо маршала Тухачевского. Текст набросает Беренс. Он знаток России, ему и карты в руки. В перво­начальном варианте не должно быть ни обращения, ни подписи и вообще ни единого имени. В этом виде документ поступит на консультацию к нашим рус­ским сотрудникам, которые, возможно, внесут отдель­ные уточнения: стилистика, местный колорит и прочее. После этого мы с Беренсом заполним пробелы. Вы, Науйокс, безотлагательно и, само собой, строго конспи­ративно подберете подходящего гравера и специалиста по почеркам. Лучше всего, если обе профессии соеди­нятся в одном лице. Подделка,— из богатого набора синонимов группенфюрер употребил слово Falsifikat ^[28] в его строгом значении,— должна быть образцовой. Это очень ответственное задание. Самое ответственное на данном этапе. Вы все поняли, Науйокс?

28

Falsifikat— подделка. Falschung— фальсификация, подлог. Falsum— подделка, обман.

— Так точно, группенфюрер.

— И не требуете, не сходя с места, выложить вам образец почерка Тухачевского?

— Пока я буду подбирать специалиста, высочайше­го класса специалиста, образец, вероятно, будет?

— Отлично, Альфред, вы действительно все поня­ли... И спасибо вам за доверие.

Офицеры сдержанно улыбнулись. Гейдрих всегда с упорной последовательностью долбил в одну точку, но не терпел бездумной покорности. Только осознан­ное подчинение высшей воле приносит плоды. В рам­ках компетенции проявление разумной инициативы по­ощрялось.