Заговоренные клады и кладоискатели
Шрифт:
Но это еще не все. Такой клад нуждается в отворительном заговоре. Нужно написать «прошение» кладу на бересте и потом прибить его к дереву, лучше к березе близ того места, где этот клад находится. Эти прошения точно такие, как к лешим (еще в начале нашего века на Севере и в Сибири писались такие прошения).
Чтобы добыть такой клад, нужен цветок папоротника, разрыв-трава или трава скатерник. А еще косточка-счастливка да шапка-невидимка. А если поступишь иначе — будет худо. Н. Аристов рассказывает в своей старинной книге о кладах.
В селе Мнренке Алатырского уезда около одного глубокого и дикого оврага на Яфимовой горе жили когда-то разбойники. Эти разбойники «имели отличные сады, зарыли множество денег и все это
В городе Зайсане, старинном сибирском городе (ныне Казахстан), я записал в 1960 году от старика рыболова Евстигнея Малахатина такой рассказ о местном кладе;
— Клады есть ходячие, есть лежачие, есть висячие. Так вот, висячие — наши, сибирские. Где есть кедр — на кедре; где дубы, как у нас, — на дубу, на самой верхушке в дупле или в разветвье. Мне показал знающий человек записи, где прописано, что нужно всходить на дуб вниз головой и так же спускаться. А тот дуб у самого озера Зайсана и лет тому дубу —двести. Там клад — беглых колодников — зарочный, заколдованный на три круга. Я и захотел добыть то разбойничье золото. Все сделал, как надо: и разрыв-траву достал, и ночь правильную, купальную выбрал. Вот перед первым кругом сотворил заговор, вверху дуба зашелохнулось что-то, рубаху с меня сорвало вместе с кожей, ноги из сапог сами выпали, ребра отомкнулись. Страхом сердце прохолодило, а выдержал — переступил во второй круг, держа в руках икону Святой Матери, стал молиться. Поглядел на себя, а меня — нет, невидимым, стало быть, оборотился. Глянул вверх, а там луна на цепи ходит. Тут меня и вымело само собой назад из круга. А больше идти я не решился.
А как-то днем бесколдовно поднялся на дуб вверх, заглянул в приямок к развилке ствола, а там серебряные и золотые монеты друг с другом в «решетку» играют. Потянулся я за монетой, схватил, глядь, а в руке свином котях... Стал я с тех пор словно выморочный или блажной. Насилу отмолился и больше этим делом не занимаюсь...
К магическим кладам относится и клад приворотный. Привозят его кладовики раз в году к какой-нибудь избе, и с той поры хозяин этой избы начинает тосковать о богатстве, все ему мерещатся золото и серебро. Мечта-смута пеленает душу и разум. Этот клад не в счастье, а в муку. И чтобы избавиться от него, нужно найти у знающих людей молитвы-отговоры и то же самое зелье из разрыв-травы, что отворяет все засовы и замки и рушит магические круги. А лучше всего — христианская молитва — в ней больше всего силы и крепости.
Клады приворотные и в старое время были очень редки, а ныне и вовсе их нет. Высшая магия исчерпала себя в экстрасенстве и колдунячестве, вернувшись по своему способу воздействия на людей и по уровню тайных знании к уровню первобытных времен.
Новое язычество без своих древних богов и сил бессильно и суеверно.
Магические круги обыкновенно должны делать три человека, имеющие гадательный прут, шкуру от закланной молодой козы, камень-эмаль, два венка из железняка, два подсвечника и две свечи, благословленные чистой девой, новое огниво, полбутылки чистейшей водки, смешанной с каморию.
Вот одно из средневековых действ для проведения великого (в данном случае последнего) каббалистического
После этого пишут тем же самым кровавиком большое «А», маленькое «с», маленькое «а», чтобы ни один дух не мог подступить сзади».
В кругу справа ставят два подсвечника, а с левой кладут венки из железняка, ставят сосуд с углями того же дня от ивовых дров и частью водки с ладаном и камфорой, чтоб горели непрерывно, затем произносят сатанинское заклинание Адонаи.
Никто не должен иметь при себе ничего металлического, но две-три монеты, чтобы откупиться от нечистой силы.
Это замыкают круг, точно так и размыкают, постоянно держа во внимании восточную сторону мира. Выходить из него можно только задом наперед.
Магические клады — колдовские и имеют несколько ритуалов. Я привел только один из них.
КЛАДЫ ПРИХОТЛИВЫЕ
Клады прихотливые кладутся под мудреные зароки, основанные на игре слов, на ослышке. Или клад, належавшоїь в земле, каким-то образом одухотворяется словом и плотью и начинает действовать самостоятельно, чудить. «Это в кладе нечистая сила играет». — было замечено грамотеями-чернокнижниками.
Вот что писал о таких кладах Н. Аристов: «В с. Погибелке (Корсунский уезд) есть прихотливый клад на дворе у крестьянина: никому он не объявлялся, только раз показывался одному мальчику лет четырех, который говорил матери, что он видит белые голанки, то есть серебряные деньги. Мать советовала ему взять их; мальчик действительно пытался взять хоть немного, но, по его словам, как только он станет ловить их, они попрыгают у него между пальцев и уйдут в землю».
А вот из записей Ончукова притча о кладе: «Один крестьянин в Пудожском уезде отравился к светлой заутрене на погост с вечера в субботу. Идти ему надо было мимо озера. Идет он берегом и видит па другом берегу человек таскает что-то кошелем из воды в лодку. Ударили в колокол на погосте, и человек вдруг пропал. Крестьянин обошел озеро, подошел к лодке и видит, что она полна рыбьим клеском (рыбьей чешуей. — В. Ц). «Не клад ли?» — подумал мужик, набрал клеску полные карманы и воротился домой. Дома он опорожнил карманы, захватил мешок и опять пошел на озеро к тому месту, но лодки уже не было. Тогда мужик пошел к заутрене. Воротился домой из церкви, захотел посмотреть свою находку, а вместо рыбьего клеску — серебро. Мужик разбогател. А тот, что сидел в лодке, каждогодно в Великую субботу кричит и жалуется на свою пропажу и грозит мужику…»
Чудную и странную историю я записал в русском Семиречье лет сорок назад. Рассказал мне ее охотник и бахчевик Яков Фомич Мухо-виков. Я с ним ходил охотиться по Тарбагатаю в юные и студенческие годы (когда приезжал на каникулы).
— Клад на выдумку тароват. А что? В нем мысль из преисподни прорастает, чтобы смутить в тебе дух, усластить жадность, вот он по-всякому и разузоривается: явится тебе, а в руки не дается. И чего он хочет — не поймешь. Пошел я раз на охоту, в сентябре это было на двенадцатое число, день моей женитьбы. Оттого и запомнил число. Иду, значит, по горам по первозорью. Небо чистое, земля чистая. Никого. Всхожу на Календарь-гору, на самую высокую скалу над пропастью. Вижу — сидит на скале цыган не цыган в киргизском чапане. Вскинул я глаза на него: сидит человек с удочкой в руках, грузило в пропасть закинуто. «Что удит? Воздух из пропасти? — так думаю. — Понятно, сумасшедший. А если по понятию блажной, накренило мозги с голодухи не в ту, стало быть, сторону».