Заговоренный меч
Шрифт:
А на самом красивом — западном берегу, под холмом с древними идолами, расположилась Орда — ханская ставка, и множество белых юрт разной величины словно купались в голубой воде. Далее к югу стояли юрты ханских везирей и султанов-чингизидов. Среди них выделялась огромная — вровень с ханской — юрта Джаныбека и Керея, увенчанная белым знаменем с таким же белым конским хвостом на конце.
По восточному берегу вытянулась цепь черных юрт для многочисленных поваров и слуг, специально привезенных из Мавераннахра, а также для ловчих птиц. В двадцать рядов натянуты были за ними крепкие, сплетенные из конского волоса арканы, и к ним привязали жеребят. Три тысячи
Неделю уже шло пиршество. В первый же день от озера Шоинды-Коль, что расположено у самого дальнего отрога горы Аргынаты, пустили в скачку-байгу триста отборных скакунов. Первый приз достался знаменитому аргамаку Тарланкоку хана Абулхаира, на котором скакал семилетний ханский внук Мухаммед-Шейбани. Растроганный хан пообещал устроить специальный той по случаю знаменательной победы. Затем началась борьба, и всех палванов-борцов победил Каражал-батыр, руки у которого были толще, чем ноги старого верблюда. Трижды девять подарков получил он, как и положено, а главным из этих ханских подарков был длинноногий верблюд-нар рыжей аравийской породы, накрытый от головы до хвоста дорогим хорасанским ковром.
Зато на конных состязаниях никто не мог сорвать с коня каракипчака Кобланды-батыра. Некоторое время, равное промежутку между двумя дойками кобылицы, противостоял ему знаменитый аргынский военачальник Акжол-бий. Но не выдержал натиска его конь, осел на колени, и судьи засчитали поражение.
Тут же проходили верблюжьи бега, женская борьба, мальчишеские состязания, и лишь после всего наступил самый волнующий и торжественный момент — состязания акынов. Много опасностей таил он для славы вождей и сильных мира сего, ибо издавна позволено было в степи акынам высмеивать слабости и пороки всех людей без оглядки на их родословную и богатство, и настоящие акыны пользовались своим правом в полной мере. На этот раз состязания обещали быть особенно острыми, потому что судьей был Асан-Кайгы.
Только что прибыл столетний Асан-Кайгы из поездки к берегам Голубого моря, как издавна называют казахи Балхаш. Он быстро слез со своей быстроногой и гладкошерстной верблюдицы и пошел прямо в ханскую юрту.
— Скажи нам, Асан-ата, можно ли на берег Голубого моря перевести нашу Орду? — спросил хан Абулхаир после необходимых приветствий. — Об этом сейчас наши раздумья…
Старец ответил незамедлительно, причем во всегдашней своей манере:
— Кто посмеет перечить мудрому хану, если вместо сочного пастбища джайляу он выберет для себя голый солончак? Что касается меня, то могу спеть тебе про берега Голубого моря:
Лишь верблюд осилит эту пустыню в том случае,
Если наросты на его коленях будут толщиной
в четыре пальца.
И на землю, о которой спрашиваешь,
Можно посылать доживать свои дни лишь
бесплодного старца!
Перед тем как приступить к своим обязанностям судьи на таких ответственных состязаниях, певец обратился к хану:
— Со времени нашего предка Майхи-бия всегда получалось так, что первый приз неминуемо получал тот, кто лучше других возвеличит ханскую Орду. Но мне миновало сто лет, и я намерен нарушить привычки предков. Как-никак, а по годам мне пора быть уже среди них. Так что право мое неоспоримо, и я соглашусь судить состязания только при таком условии…
Даже хан не мог отказать в чем-либо человеку, которого почитала вся степь.
— Да исполнится твое желание, Асан-ата! — сказал Абулхаир.
И вот Асан-Кайгы представил свои условия. Первый приз присуждается тому, кто будет наиболее правдив в своих песнях и сможет возвеличить в полную силу мужество и отвагу, ум и благородство, радость и горе своего рода. Второй приз для того акына, который будет правдив по отношению к правящему хану и султанам, несущим бремя власти над людьми. А третий приз получит тот, кто предугадает будущее страны Дешт-и-Кипчак…
Но даже не в этом была новизна, а в разделении состязающихся акынов на пары. Если один будет петь о мужественных деяниях и подвигах своего племени или рода, то другой акын должен рассказать о теневых сторонах этих деяний для других родов или племен. Те же условия ставятся и перед борющимися за второй и третий призы. Утверждения одного певца-жырау должны быть опровергаемы другим, и победит тот, кого поддержит большинство слушателей…
Кипчаки, пожалуй, больше других степных родов пострадали от монгольского нашествия и еще больше — от непрерывной борьбы за власть в Золотой Орде. В конце концов единое племя распалось. Часть их откочевала на запад от низовий Едиля, другая часть отошла на восток. Великий плач стоял при расставании, и Казтуган-жырау прославился в народе своей песней расставания кипчаков с Едилем, которую спел он прямо со своего косматого аргамака:
У трех светлых рек, похожих на драгоценные
Подвески в женских украшениях,
Высился некогда мой величественный дворец.
У этих рек тощий облезлый верблюжонок
Быстро становился могучим атаном.
И если терялась в прибрежных лугах ярка,
То тысячную отару находили там на другой год!..
Мужество и богатство рода кипчаков предстояло теперь воспеть певцу. А противостоял ему почтенный старец Котан-жырау из аргынов, и это накладывало особый отпечаток на состязания. Из древнего рода певцов и прорицателей был котан, и еще отец его Сыпары-жырау горевал о судьбе своего народа, на который свалились неслыханные бедствия:
Как может жить змея
Без рук и без ног,
Как может жить дикий кулан
Без хвоста и без гривы?
Если каждый из них так или иначе хотел представить в более выгодном свете именно свой
род, то на голову выше этих известных певцов был мудрый Асан-Кайгы. Бездонны и печальны были его песни, и, как могучая река принимает в себя бесчисленные потоки, они вбирали в себя надежды и чаяния всех казахских родов и племен.
Тысячи людей уселись вокруг ханской Орды. Те, кто ближе, сидели на коврах и расшитых кошмах, подальше — на простых войлочных подстилках, а сидящие совсем вдалеке устраивались прямо на свежей зеленой траве. Древний Асан-Кайгы долгим, проникновенным взглядом осмотрел их всех, медленно обвел глазами родную степь до самого горизонта и запел:
Истинные богатства и драгоценности
Хранятся на дне самых глубоких морей.
Истинные благородство и мудрость