Заговорщица
Шрифт:
— Какой голос! Какой голос! — в экстазе повторяла сестра Филомена, также опустившаяся на колени.
— Genitori genitoque, — вовсю старались два приятеля.
Сестра Марьянж давно не испытывала такого волнения. Конечно, она была грубовата, необразованна и криклива, но — монахиня всегда остается монахиней. Певцы закончили, и сестры поднялись с колен. Марьянж краешком глаза следила за Филоменой, а та не могла оторвать взгляда от Кроасса.
«Конечно, — размышляла сестра Марьянж, — если я дам приют двоим мужчинам, то неминуемо введу во
Сестра Марьянж приняла решение и обратилась к Пикуику:
— Знаете ли, господин Пикуик, раз уж вас так зовут (правда, мне ваше имечко не больно нравится)…
Пикуик тут же изобразил смирение и прошептал:
— Готов ради вас сменить его на любое другое.
— Нет уж, не стоит. Вижу, я на ваш счет ошиблась… Вы — человек благонравный, сердечный… и к тому же привержены к религии, а уж поете так, что волей-неволей заслушаешься…
— Помилуйте, сестра Марьянж, я вовсе не заслужил таких похвал…
— Я только воздаю вам должное. К тому же вы поймали этих еретичек, когда они задумали сбежать. Наша настоятельница, госпожа де Бовилье, обязательно вас вознаградит… Я ей немедленно доложу обо всем…
— И каково же будет это вознаграждение, осмелюсь спросить?
— Думаю, вы станете певчими в нашей капелле; правда, там служат только по воскресеньям и по праздникам…
— Сестра Марьянж, позвольте еще вопрос. А сколько платят у вас певчим?
— Певчим мы вообще не платим, — с достоинством ответила сестра. — Доходы монастыря сейчас невелики, но скоро, очень скоро они возрастут. Монастырь станет богатым… и тогда вам заплатят вдвойне… а пока вас вознаградит Господь Своими милостями.
— Видите ли, сестра Марьянж, — продолжал Пикуик, — я воспитан в скромности и заранее страдаю от тех похвал, что могут быть обращены ко мне от лица матери настоятельницы… прошу вас ничего не говорить ей о нас.
— Похвальная скромность! — обрадовалась Марьянж.
Ей и самой не хотелось, чтобы аббатиса узнала о попытке бегства двух узниц.
— Мой друг Кроасс также исключительно скромен. Мы не чувствуем себя достойными занять столь высокую должность — певчих в вашем монастыре. Надежда на милость Господню — вот лучшая награда для нас.
— Ах, сударыня, — воскликнул Кроасс, — я всегда чувствовал призвание к монастырской жизни. Нам так не хотелось бы расставаться с вами!
— Что значит «не хотелось бы расставаться?» — удивилась старая монахиня.
— А мы здесь, у вас в обители, устроимся… Не бойтесь, сестра Марьянж, за оказанное нам гостеприимство вам воздастся сторицей. Мы будем ухаживать за вашим огородом, да и за еретичками присмотрим, а к вам будем относиться со всем почтением…
При этом Кроасс бросил на Филомену страстный взгляд. Впрочем, ее убеждать было не надо; бедняжка трепетала, ибо сердце ее навечно завоевал гигант-певчий с прекрасным голосом. Сестра Марьянж, пораскинув мозгами, пришла к выводу, что две пары рабочих рук
— Договорились! — решительно заявила она.
— Так вы согласны дать нам приют?
— Будем рады!
— И накормите?
— Конечно!
Пикуик с восторгом взглянул на Кроасса: ведь именно ему пришла в голову такая замечательная идея. Филомена и Кроасс были на верху блаженства. Монахиня сияла при мысли, что любимый будет рядом, а Кроасс ликовал, грезя о ежедневных обедах.
— Пойдемте! — приказала Марьянж двум друзьям.
Они подошли к сараю, примыкавшему к стене возле самого пролома. Монахиня распахнула дверь.
— Вот здесь вы будете жить, — объяснила Марьянж. — Как стемнеет, мы с сестрой Филоменой принесем из монастырских конюшен свежего сена, так что спать вам будет мягко… Остальным монахиням на глаза не попадайтесь, да приглядывайте за домом и двумя еретичками.
— Простите, сестра, — осторожно прервал ее Пикуик. — Постель вы нам обещали, и это прекрасно, а как насчет еды? Вопрос, знаете ли, не из последних…
— Есть будете то, что удастся достать мне и сестре Филомене. Придется довольствоваться монастырской пищей. Еды у нас, слава Христу, хватает, иначе мы все давно бы умерли с голоду… Вон там, в уголочке, есть курятник, без свежих яиц не сидим…
— Прекрасно! — воскликнул Кроасс. — Омлет как раз — мое любимое блюдо!
— А по воскресеньям можно и курочку зарезать, — добавила Марьянж.
— Чудесно!
— Овощи выращиваем сами, суп у нас каждый день. А иногда и говядины в суп добавляем.
Кроасс прямо рыдал от счастья.
— А вино? — спросил Пикуик, отличавшийся весьма утонченным вкусом.
— Мы пьем лишь воду, — скромно опустив глаза, ответила Филомена.
— Вино есть только в погребе у матушки настоятельницы, — добавила сестра Марьянж.
Оба приятеля обреченно вздохнули. Но сестра Филомена все тем же скромным тоном поспешила добавить:
— Знаете, сестра Марьянж, я иногда захожу в погреб матери настоятельницы… Думаю, раз в два дня можно будет прихватить бутылочку… не для нас, конечно, я монастырский устав знаю, а для этих вот достойных, учтивых кавалеров…
— И последний вопрос, — заключил Пикуик, — когда тут у вас обедают?
— В полдень. В двенадцать у нас обед и отдых.
— А сейчас вроде как раз полдень, — ничтоже сумнящеся заявил Пикуик.
— Да что вы, сударь, только-только восемь пробило…
— Надо же!.. А мне показалось…
— Может, господа проголодались? — робко предположила Филомена.
— Мы, конечно, поели, и даже неплохо поели в кабачке у Монмартрских ворот. Но мы так рано встали, да и прошли немало, вот аппетит и разыгрался.
— Сестра Марьянж, — сказала Филомена, — я, пожалуй, пойду наберу несколько яиц, изжарю их и принесу. И у нас еще оставалась дичь, что подарил нам вчера святой отец, собиравший пожертвования…