Заговорщица
Шрифт:
— Позвольте мне за вами поухаживать, не отказывайтесь! — продолжала Мария. — Мне так хочется вкусить чистой радости, наслаждаясь общением со святым человеком.
Произнося эти слова, герцогиня так нежно взглянула на Жака Клемана, что он как завороженный опустился во второе кресло.
На обед были поданы изысканные яства, драгоценные вина отливали рубином в хрустальных графинах. Слуги не появлялись — герцогиня сама ловко и изящно разрезала дичь и голубей, раскладывала по тарелкам паштеты, наливала вино.
Жак Клеман чувствовал себя словно во сне. Он ел и пил, не замечая, что ему предлагает герцогиня. Постепенно молодой человек опьянел, но не столько от вина, сколько от того чарующего и сладострастного зрелища, что было у него перед глазами.
Мария де Монпансье оделась в платье, достойное куртизанки. Прозрачная материя едва скрывала ее прекрасные формы. Безупречные руки и плечи были полностью обнажены. Декольте открывало белоснежную грудь. Нежную шейку украшало жемчужное ожерелье огромной ценности.
Жак Клеман не мог оторвать взгляда от этой женщины. Он любил Марию де Монпансье возвышенной, небесной любовью, но сейчас в душе его пробуждались земные чувства. Глаза искусительницы горели страстным огнем, и Жак Клеман то смертельно бледнел, то заливался краской. Коварная герцогиня все время подливала ему вина, и монах пил его стакан за стаканом.
Вина и пряные кушанья, изумительные ароматы, а главное — очаровательная женщина заставили Жака Клемана потерять голову. До этого дня он оставался чист душой и телом, не поддаваясь никаким соблазнам. Теперь же Клеман чувствовал, что смертный грех более не отвращает его. А Мария де Монпансье делала все, чтобы соблазнить монаха. Ее смех звучал сладострастно, глаза смотрели ласково, но в глубине души герцогиня злобно ликовала, наслаждаясь своей победой.
Однако когда они сели за стол, Мария завела с сотрапезником обыкновенную светскую беседу. Она словно делала вид, что не замечает волнения, охватившего Жака Клемана.
— Как я рада, — сказала герцогиня, — что к вам наконец-то вернулись силы и здоровье. Теперь вы вне опасности но в течение последних девяти дней я так боялась за вашу жизнь!
— Девяти дней? — удивился Жак Клеман. — Неужели, сударыня, я пробыл у вас девять дней?
— Конечно! Вы, похоже, ничего не помните… от лихорадки совсем потеряли память…
— Я действительно ничего не помню, сударыня!
— Не помните, как я вас нашла на улице? Вы были почти при смерти…
— Вы нашли меня? — прошептал в недоумении растерянный монах.
— Ну да! На улице, позади Собора Парижской Богоматери. Было часов десять вечера, я как раз возвращалась к себе во дворец, посетив одну особу (думаю, вы догадываетесь о ком идет речь)… Вдруг слуга с факелом, что сопровождал меня, крикнул, что наткнулся на дворянина, без чувств лежащего на мостовой. Я отодвинула шторки портшеза, вгляделась, узнала вас… Мне показалось, что вы мертвы… Боже, что я испытала в это мгновение!
— Не может быть! Не может быть! — шептал Жак Клеман.
Мария внимательно взглянула на гостя и продолжала:
— Я вышла из носилок, склонилась над вами, и тут вы очнулись. Вы сказали, что на вас напали бандиты, избили, ограбили, бросили на улице.
— Я это сказал?.. И я с вами разговаривал? Узнал вас?
— Разумеется; я приказала отвезти вас в мой дворец.
Жак Клеман был потрясен, но в глубине души он верил в чудо. Конечно же, это ангел-избавитель вызволил его из темницы, перенес на парижскую улицу и сделал так, чтобы его подобрала Мария де Монпансье!
— Когда это случилось? — неуверенно спросил монах.
— Девять дней назад. Как раз на следующий день после королевского покаяния в Шартре.
Жак Клеман медленно провел по лицу рукой. Он опять оказался в каком-то странном сне. В последние дни его постоянно преследовали миражи и иллюзии. Ему то и дело чудилось, что он наконец-то попал в реальный мир, но реальность улетучивалась, растворялась, а мир грез оставался.
Монах помнил, что на следующий день после королевского покаяния в Шартре он помчался в Париж и вечером встретился с настоятелем. Отец Бургинь настойчиво утверждал, что не давал Жаку Клеману разрешения покинуть монастырь. Его посадили в покаянную темницу и держали там, по его расчетам, дней шесть-семь. Очнулся он уже в апартаментах Марии де Монпансье.
Или ему приснилась покаянная темница, или же этот обед во дворце Монпансье был не явью, а сном!..
Герцогиня говорила, что нашла его на улице на следующий день после шартрской процессии, а когда же он сидел в темнице?.. В склепе он пробыл около недели… а, может, не был там вовсе? Где реальность, а где грезы?..
— Сударыня, — воскликнул Жак Клеман, обуреваемый необъяснимым страхом, — я чувствую, что мой мозг раскалывается и я не способен рассуждать! Умоляю, попытайтесь все вспомнить точно! Когда, когда вы нашли меня?!
— Я сказала точно: вы знаете, когда должен был умереть Валуа, так вот, вас я нашла на следующий день.
Жак Клеман вздрогнул. Значит, все-таки Валуа должен был умереть! Это явь…
— Где вы нашли меня, сударыня?
— На улице, вы лежали ничком, без чувств, недалеко от постоялого двора «Железный пресс».
— Надеюсь, Господь не лишил меня разума!
— Аминь! — улыбнулась Мария де Монпансье. — Но сами посудите, сударь, каково было мое состояние, когда в шартрском соборе я обнаружила рядом с Валуа шевалье де Пардальяна вместо Жака Клемана!.. Впрочем, я на вас зла не держу. Сами видите, перенесла в свой дворец, ухаживала за вами, рискуя скомпрометировать себя…
— Благодарность переполняет мое сердце, но, поверьте, жизнь Валуа продлена лишь на несколько дней. Я сделаю то, что не получилось в Шартре.
Мария де Монпансье побледнела. Смех застыл у нее на устах, а глаза злобно сверкнули. Она резко встала, подошла к монаху и села к нему на колени. Ее руки сплелись вокруг шеи Жака Клемана. Они сидели так, как сидели некогда в зале «Железного пресса» в тот самый день, когда герцог де Гиз застал свою жену в объятиях де Луаня…
Жак Клеман чувствовал, что вино и любовь совершенно опьянили его. Сердце билось глухо и прерывисто; он почти потерял сознание; монах трепетал от страсти, а из глубины души волной поднимался ужас и стыд, отвращение перед плотским грехом…