Заговорщик
Шрифт:
– И куда он клонит?
– Он хочет сделать Россию крепкой и управляемой, послушной любой его воле.
– Разве это плохо?
– В том-то и дело, что хорошо, – тяжко вздохнул Андрей, плеснул себе полный кубок кваса и залпом выпил.
– А про дань, – забеспокоился Друцкий, – что он про дань ливонскую думает?
– Боярин Висковатый про нее вообще забыть предлагает. Иоанн хочет использовать, чтобы лишний раз ордынцев прижимать при любых переговорах. Но вот получить ее, похоже, не надеется никто.
– Плохо, – облизнул губы Юрий Семенович. – Что же это государь наш о чести
– В Прибалтику? – крякнул Зверев.
Ехать в Лифляндию ему совсем не улыбалось. При современных скоростях даже верховой на перекладных в дальних переходах «мчится» от силы десять километров в час. Скакать до Риги – это одной дороги месяца два получится. А сколько еще там просидеть доведется, пока прояснится ситуация? Этак до самой осени застрять можно. Андрей же надеялся навестить поместье на Свияге, к тому же летом у него должен родиться сын – тоже хочется рядом быть. Хлопоты кое-какие и в Великих Луках, и в княжестве имеются. Нет, пропадать на все лето где-то на краю света он вовсе не желал.
– Тебе хорошо кататься, Юрий Семенович, у тебя сын все дела на себя забрал. А мне как?
– Так и мне одному тяжко будет. Не те уж годы, не те…
– Зачем вообще туда ехать, дядюшка? – поморщился Андрей. – Может, как-нибудь иначе с этим вопросом разобраться?
– Было бы у меня блюдечко с голубой каемочкой из сказки… Ну, по которому яблочко наливное пускают, – обошлись бы и без поездок. Да вот одно дело – сказки, а иное – жизнь наша грешная.
– Зачем обязательно блюдечко? – осторожно намекнул Зверев. – Есть и другие способы.
Старик почмокал губами, крякнул, предложил:
– Полонянина можно по осени взять, расспросить с пристрастием. На дыбе, да с угольками.
– Что он знать может, полонянин твой, дядюшка? – отмахнулся Андрей. – Коли кого и спрашивать, так посла ливонского, комтура.
– Нет, – мотнул головой Друцкий. – Сего никак делать нельзя. Посла тронуть – позора потом не оберемся! Тем паче кавалера Готарда Кетлера. Сей рыцарь в ордене возвышен, в новые магистры его пророчат. Такого человека незаметно не тронешь, его пропажу ни там, ни Руси не простят.
– Да зачем же его воровать, дядюшка! – не выдержал Зверев. – Вполне хватит флакона его крови! В крови душа человека, из нее врата можно сотворить и в душу комтура этого проникнуть. Видеть, что глаза его видят, слышать, о чем он сказывает, воспоминания его ощутить…
Все, слово вылетело, и его было не остановить.
Князь Друцкий задумчиво почесал нос, крякнул:
– Как же, чего проще… Где же мы кровь его возьмем?
– Есть одна мыслишка, – засмеялся Андрей. – Как ты думаешь, Юрий Семенович, лекарь при после ливонском имеется?
– Должен быть. Готард Кетлер кавалер знатный, да и свита его из людей не последних. Многие немолоды. Должны бы и лекаря доброго с собою взять. Дороги долгие, мало ли чего за такой срок случится?
Князь Сакульский поднялся, открыл сундук, развязал узел своей чересседельной сумки, достал окованную бронзой шкатулку, откинул крышечку, пробежал пальцами по заткнутым пробками глиняным флакончикам. Выдернул один:
– Вот, Юрий Семенович, настой травяной. Лепестки кувшинки и боярышника, чуток брусники. От сердечной слабости хорошо помогает. Коли голова кружится, руки-ноги не шевелятся, одышка, искры в глазах… Никаких ядов. Больного спасет, здоровому навредит. Головная боль, резь в глазах, мандраж по всему телу, кровь из носа пойти может. Убить не убьет, но приятного мало. У лекарей немецких, известное дело, лекарство от всех болезней одно: кровопускание. Оно, кстати, от сей хвори поможет. Вот. Так что крови лишней там наберется изрядно. Ливонцы ее ведь не выпьют и в печи жечь не станут. Выбросят, выльют. Останется только подобрать.
Андрей протянул флакончик князю, поймал его взгляд, огладил скромную юношескую бородку:
– Как, дядюшка, не страшно?
– Эка ты меня удивил, – спокойно принял флакончик князь, понюхал пробочку, вернул обратно. – Десять лет вся Москва сказывает, что ты чародей, чего уж теперь пугаться? Колдун не колдун, а все едино ты мой родич. Рази от родичей отрекаются? Коли поможет, так кудесничай, Андрей Васильевич. На благое дело стараемся, Бог простит.
– Раз простит, то… На каком дворе посольство остановилось, известно? Они еще не отъехали?
– Куда им спешить? Токмо прибыли. Отдохнут, мыслю, с недельку, да там и тронутся.
– Отлично. Пахо-ом!!! Одежку мне попроще подбери. Чтобы не по размеру, и за купца я сошел. А я пока… – Андрей запустил пальцы в застывший на блюде с недоеденным поросенком жир, прошелся по своей ровной бородке, превращая ее в пучок черных плетей. – Фу, какая гадость… Под глазами пулей свинцовой синяки подвести нужно, и за щеки чего-нибудь запихнуть. Как думаешь, Юрий Семенович, узнает?
– И смотреть не станет, коли переоденешься. Кому оно интересно, простонародье?
Бог, несмотря ни на что, был на стороне князя Сакульского. Войдя в трапезную чужого двора, он сразу увидел иноземцев. Восемь мужей сидели за отдельным столом, превращая в горстку костей пару запеченных зайцев и запивая чем-то из больших кружек. Наверное, пивом.
– Пива! – потребовал Андрей, откинув полог, закрывающий проход в кухню. Для правдоподобности он пару раз качнулся и громко икнул. – Хозяин, ты где?! Пива.
– Садись, служка принесет, – ответили ему из наполненной паром комнаты.
– Сам донесу, – опять икнул он. – В горле пересохло.
В клубах пара ругнулись, но вскоре оттуда появилась тень с деревянной кружкой.
– Закусывать чем станешь? – поинтересовался низкий лысый толстяк.
– Опосля придумаю, – вяло буркнул Зверев, тут же отхлебнул с половину кружки и, покачиваясь, двинулся через зал.
Ливонцы обсуждали что-то очень горячо, но вполголоса, неслышно. За спиной посла Андрей громко вякнул, дернул ногой в сторону, жахнул пивом об пол и, бухнувшись Кетлеру на спину, левым кулаком скользнул вдоль его руки, ударил чужую кружку в бок. Та качнулась, крутанулась на месте и упала набок, разлив содержимое.